Любая буржуазная демократия прикрывается народом. На деле же это элитократия, где группа власти рекрутируется из элиты и назначается элитой. Выборы — оформляющий решения элиты ритуал и механизм баланса интересов внутри нее. Буржуазная (то есть буквально «городская») демократия — это власть денег, на которых держится западный коммерческий город. Идеология этой демократии утверждает: без элиты, нобилитета — никуда. Сам народ якобы ничего не может и всё только испортит. Такая политическая система провозглашает верховенство закона — однако это верховенство — для народа. Сама элита стоит над законом — может изменить его, приспособить или обойти, а в определённых ситуациях — игнорировать и открыто нарушить. Как обойти народ? Для этого идея представительства помещается в центр политической идеологии. Политическая неполноценность/недееспособность, вменённая народу, компенсируется представителем. Представитель назначается (по сути дела, это именно так — выбрать можно только из ограниченного «кадрового резерва») элитой, взявшей на себя функцию политической опеки народа. Она и замещает государство — элите чуждое и враждебное. Именно такие остатки государства, сводящиеся к административному аппарату, лишённому двух необходимых элементов — идеального основания и социальной солидарности, — Маркс квалифицировал как машину классового господства.

Государство — это не представительство. Его механизмы воспроизводства, в отличие от представительства, находятся внутри него самого. Государство — это социальная организация, позволяющая воспроизводить социальные общности, принципиально более многолюдные, чем это было возможно в догосударственных и негосударственных формах организации. Государство — необходимое условие возникновения и существования цивилизации, можно сказать, что оно и есть цивилизация. Народ, в отличие от племени, — продукт государства. Так что народ изначально солидарен государству — до тех пор, пока государство обеспечивает его воспроизводство. Солидарность народа с государством обеспечивали монархия и личность государя, поддерживаемая монархией. Государь — не представитель. Он воплощение и народа, и государства. Государь — политическое тело народа. Цель буржуазной революции — не в изменении государства, а в его ликвидации (при видимости сохранения), в изъятии у народа его политического тела. Элита, снося государство, пытается приобрести народ в собственность. Однако без государства народ не воспроизводится — и элита вынуждена поддерживать часть государственных функций, сохраняя видимость государства. Однако монархическое единство государства и народа лишает элиту власти и поэтому для нее неприемлемо. Политическое тело народа подменяется представительством.

Буржуазные демократии Запада учреждены буржуазными революциями. В этих демократиях элита воспроизводила себя в самом варварском, племенном националистическом варианте на основе этики племени, называя себя «нацией». Такие демократии изначально были цензовыми и не могли быть другими. Но по сравнению с цензами Древнего Рима, западноевропейский ценз был устроен гораздо примитивнее: главным критерием становилось наличие имущества/дохода и его размер. А также необходимы были соответствующие возраст, половая и этническая/расовая принадлежность. Только необходимость состязаться со всеобщим непосредственным участием народа в деятельности советского государства заставила эти демократии ограничиться возрастным цензом. Задача манипулирования голосованием резко усложнилась. Широко используется «промывание мозгов» — набор психофизиологических методов манипулирования: особая организация звуковой среды на основе подавляющих сознание ритмов (выдаваемая за музыку), наркотики, культивирование сексуальных (в том числе нетрадиционных) отношений, очищенных от нормальных человеческих чувств, и др.

Помимо этого потребовались идея неограниченного роста потребления и светская религия веры в саму демократию как единственно возможную систему власти. Этот религиозный фактор использовался элитами ещё с периода революций, но после победы СССР в мировой войне вышел на первый план и стал ведущим началом в приспособлении Запада к конкуренции с русской коммунистической империей.

Русское понимание самодостаточности государства выражено в термине «самодержавие». Самодержавие — это не только роль Государя в государстве, но, прежде всего, характеристика самого государства, обеспечивающего народную жизнь и нуждающегося в солидарности народа с собой. Русские элиты не имеют племенного происхождения: их на протяжении всей пятисотлетней истории русского государства от Иванов III и IV создавало само государство и требовало от них служения. Элиты служили — или же бунтовали, хотели править сами, тем самым обрекая себя на гибель. Это верно и для последней генерации элит: государство само создало элиту сверхбогатых, но и она обязана была служить государству. Безотносительно к тому, насколько нужен такой элемент элиты и как его роль соотносится с ролью других элитариев — от науки, военного дела, искусства, медицины и проч., — сам принцип искусственного создания и обязанности служить государству (и тем самым народу) воспроизводится неукоснительно.

Суть революционной ситуации 1905–1921 годов заключалась в том, что государство — и в том числе служивая элита — недопустимо оторвалось от народа в культурном и социальном отношении. И даже правовой порядок для народа был иным — основанным на обычном, «совестном» праве. Был жив-здоров и глубинный — староверческий — народ, отрицавший и царя, и РПЦ. К кризису отношений государства и народа впрямую подвело завершение растянувшейся на полвека крестьянской реформы. Именно это, а не только и не столько военные неудачи в японской кампании, привело к революционной ситуации, воспользовавшись которой буржуазия и интеллигенция добились создания представительного института — Государственной Думы. Подняв земельный вопрос — который и был главным вопросом крестьянской реформы, — Государственная Дума лишь обнажила его безвыходность. Ведь представительство не решает проблем государства и народа, оно обслуживает элиту. А будучи поставлено во главу — как в феврале 1917-го — ликвидирует государство.

Преодолеть разрыв между государством и народом можно было, только составив и осуществив радикальную программу подъёма народа к культуре и массовому участию в делах государства на основе политической грамотности. Эта программа была не менее радикальной, чем петровская программа модернизации элиты, интенсивно работавшая два столетия[24]. Именно этот подъём народа и стал позитивным содержанием «красного проекта», главным делом большевиков-коммунистов. Возможно, что и монархия решила бы эту задачу по-своему, если бы у неё оставалось время. Но династия не уложилась в исторические темпы — методологическое наследие Петра Великого было утрачено. Не снятие «земельного вопроса», который так и не решила затянувшаяся на полвека крестьянская реформа, а трансформация крестьянства в политически и экономически развитое население — а значит, и массовый переезд в города — было ключом к государственному развитию, то есть к движению в основном, магистральном потоке европейской истории.

Создание Красной Армии и промышленности, победивших индустриальный Запад, ведомый Гитлером в поход на русских, стало точкой политической зрелости модернизированного народа. Политическое развитие СССР обеспечило многообразные возможности участия народа в делах создаваемого народного государства и в политическом руководстве этим государством через политическую монополию КПСС. Роль представительства в этих условиях свелась к минимуму — выборы и другие публичные коллективные действия оформляли политический консенсус и народно-государственную солидарность. Этот принцип актуален и сегодня. Самоликвидация политической монополии КПСС и суверенизация созданного в период СССР народного государства-империи вовсе не предполагают, что освободившееся место на вершине системы власти должно занять представительство. Этот вопрос был решён в 1993-м: место на вершине занял выборный монарх — Президент с максимальным объёмом полномочий, а за представительным органом — Государственной Думой — была сохранена лишь законодательная функция. Представительство в России всегда будет лишь дополнять народно-государственную солидарность и руководствоваться её политическим консенсусом, обслуживать интересы свободных сословий, непосредственно не привлечённых к службе (в её широком понимании).

Наша демократия является не буржуазной элитократией, а реальным народовластием, основанным на культуре поднявшегося народа. Выборы неизбежно играют в нашей системе роль консолидирующего фактора вместо инструмента разобщения и дробления народа на политические меньшинства, борьба которых должна увлечь и нейтрализовать «молчаливое большинство», как это делается в системе всеобщей манипулируемой западной демократии. Такое разобщение необходимо элитам, чтобы народ не существовал как политическая персона и вновь стал обществом.

Партийная и советская демократия времён СССР как система выборов и продвижения кадров власти, включая выборы внутри партии, была классической демократией, понимаемой как действительная власть меньшинства над большинством с действительного и сознательного согласия большинства. И это всегда так, если власть понимать по существу: как первую и основную реальность социума — добровольное подчинение, противостоящее господству и насилию.

Сущность античной демократии

В истории Западной Европы демократия в полноте своей политической реализации, как основная форма организации власти, существовала по большому счёту только однажды — в дохристианский период европейской цивилизации, в древнегреческом городе-полисе и после — уже в государстве — в Римской республике. Эта демократия не что иное, как форма и способ организации социальной солидарности, сплочённости меньшинства — граждан, свободных людей — против большинства неграждан. То есть несвободных, зависимых людей, прежде всего рабов, в отношении которых осуществляется не власть, а господство, то есть практика насильственного подчинения. В этом дохристианском государстве понятие свободы было предельно конкретно: противоположность рабству не как злу, а как нормальному и необходимому состоянию части и, возможно, большинства людей в государстве. Воспоминание об этой свободе является мечтой всякой буржуазной элиты Нового и Новейшего времени, включая современность, учитывая, что капитализм, как политическая сверх-власть капитала, есть не что иное, как модернизированное рабовладение. Этой мечтой в той или иной завуалированной форме и торгуют по сей день так называемые политтехнологии всеобщей управляемой демократии.

Если количество свободных уменьшается, то в пределе остаётся один свободный — тиран. В Риме тиран-диктатор назначался в периоды политического кризиса и тяжёлой войны. Так что тирания — предельная форма демократии. Для несвободных неважно, кто их тиран — один человек или группа. Если же число свободных растёт, то всё кончается хаосом и властью худших, то есть «всех». Античная греко-римская демократия — базовая для европейской цивилизации — очень зависима от балансов и пропорций, а потому, как правило, является переходным, а не стабильным состоянием организации власти, что не раз показывала история европейской цивилизации. Демократия — не государство. Это более примитивная форма организации власти. Она в чистом виде представлена на пиратском корабле с его избираемым и свергаемым капитаном, в ватагах ушкуйников, вольных поселениях казаков — и там, и там чётко и продуманно регулируется доля в добыче. Демократия основана на жёстком цензе отделения «своих» — в общении которых практикуется собственно власть, то есть добровольное подчинение — от «чужих», которым адресованы насилие и господство. Социальный объём (численность участников такой системы) весьма ограничен: на корабле — сотнями человек, на «сухопутном корабле», полисепоселении — тысячами. Платон, проектируя государство, выступал категорически против этой системы.