Советское правительство с первых же лет его существования стало открывать исследовательские научные институты и по мере экономического развития щедро отпускало на научные работы все большие и большие средства.
Уже в 1920 г. в Москве при управлении научными учреждениями Главнауки Наркомпроса был открыт под руководством невропатолога В. В. Крамера, психиатров А. Н. Бернштейна и Ф. Е. Рыбакова и психолога А. П. Нечаева Невро-психиатрический институт, который в 1924 г. перешел в ведение Наркомздрава, а в январе 1925 г. был реорганизован в Государственный невро-психиатрический диспансер (Л. М. Розенштейн). Этот институт, помимо отдельных брошюр, издал два выпуска трудов «Психогигиенические и неврологические исследования».
В Ленинграде вначале ряд научно-исследовательских и практических психиатрических учреждений под руководством проф. В. М. Бехтерева входил в состав Психоневрологической академии. После смерти Бехтерева с 1929 г. учреждения академии были разделены на три части: было организовано два психиатрических института: Институт мозга имени Бехтерева, работавший под руководством В. П. Осипова, Невро-психиатрический научно-исследовательский институт имени Бехтерева и высшее учебное учреждение — II Медицинский институт.
На Украине в 1921 г. под руководством А. И. Геймановича возник развивший большую научную работу и выпустивший до 1932 г. 16 сборников и 2 монографии Психоневрологический институт, а в 1923 г. на базе психиатрической больницы под руководством В. П. Протопопова был организован Украинский институт психиатрии и психогигиены. В 1932 г. оба эти института слились в Украинскую психоневрологическую академию, имевшую три нервные (А. И. Гейманович, А. М. Гринштейн, И. Н. Филимонов) клиники, нейрохирургическую клинику (З. И. Гейманович, пять психиатрических клиник (В. П. Протопопов, Т. И. Юдин, Е. А. Попов, В. В. Браиловский, М. А. Гольденберг), клинику неврозов (А. И. Ющенко), судебнопсихиатрическую клинику (А. Л. Лещинский), прозектуру (Л. И. Смирнов). Кроме того, имелось три гистопатологические лаборатории, лаборатория физиологической анатомии нервной системы (А. М. Гринштейн), цитоархитектоники (И. Н. Филимонов, а затем доцент М. Е. Соболь), патологической физиологии нервной системы (Д. Е. Альперн), условных рефлексов (Г. В. Фольборт), высшей нервной деятельности (В. П. Протопопов), биохимии (М. А. Чалисов) и психологии (А. Р. Лурия, А. Н. Леонтьев в первые годы, затем М. С. Лебединский). В 1936 г. Психоневрологическая академия была переименована в Центральный украинский психоневрологический институт[166].
Кроме того, с 1922 г. открыт Киевский психоневрологический институт, а с 1931 г. — Психоневрологический институт в Одессе, известный главным образом работами Г. И. Маркелова и его сотрудников (Л. Л. Пападато, Л. Б. Бирбраир, Н. С. Кондратьев) по вегетативной нервной системе и работами Е. А. Шевалева по общей психопатологии.
В Белоруссии при Белорусской академии наук был создан Белорусский психоневрологический институт.
В Тбилиси открыто два института: Государственный психоневрологический, основанный по инициативе и под руководством М. М. Асатиани, и Институт функциональных нервных заболеваний Тбилисского горздрав-отдела.
Кроме того, созданы краевые психоневрологические институты в Горьком и Перми (Молотове).
Помимо институтов, научная работа проводилась и на кафедрах психиатрии в вузах. Так, психиатрическая клиника Московского университета выпустила при П. Б. Ганнушкине три сборника своих трудов, Казанская клиника — также три сборника; по одному сборнику выпустили Одесская (1923) и Смоленская клиники. Выпускали сборники научных работ и большие больницы: сборники Больницы имени Кащенко в Москве, сборник Больницы имени Бакинского в Ленинграде, сборник к тридцатилетию Одесской больницы, юбилейный сборник, посвященный А. И. Ющенко (Ростов) и др.
Ведущую роль в клинической и организационной психиатрии после революции, как и раньше, играла московская школа, во главе которой стал П. Б. Ганнушкин (1875–1933) — продолжатель лучших традиций этой школы.
В своей статье, посвященной 25-летию со дня смерти С. С. Корсакова (1925), П. Б. Ганнушкин подчеркнул три особенности Корсакова, которые он назвал «живым символом всего лучшего, что есть в психиатрии». Это, во-первых, организация помощи и систематическая забота о психически больном, активная любовь к нему; во-вторых, постоянное соединение научной работы с практической деятельностью: «наука о душевнобольном и конкретная забота о нем неразъединимы»; в-третьих, то, что С. С. Корсаков в своих работах «своеобразно предвосхищал будущее науки». Все эти три особенности Корсакова, раскрываемые на новом историческом этапе, несомненно, принадлежали и Ганнушкину.
Еще до революции (с 1908 г.) вокруг Ганнушкина как редактора журнала «Современная психиатрия», как уже говорилось, объединилась большая группа радикально настроенных земских психиатров. С самого начала Великой Октябрьской социалистической революции, будучи ординатором Московской психиатрической больницы на Канатчиковой даче, П. Б. Ганнушкин повел борьбу против саботажа среди сотрудников своей больницы, а позже — среди всех московских психиатров. В первые же месяцы советской власти союз психиатров, во главе правления которого стоял П. Б. Ганнушкин, вошел в тесный контакт с советом врачебных коллегий, организовавшим советское здравоохранение, и на запрос совета рекомендовал для участия в организации психиатрической части членов союза П. П. Кащенко, Л. А. Прозорова и И. И. Захарова.
Став в мае 1918 г. профессором Московского университета, П. Б. Ганнушкин прежде всего поставил себе задачу помочь советской власти, организуя всех врачей-психиатров для восстановления психиатрической организации страны. В клинике, где вокруг него сгруппировались значительные психиатрические силы, он начал интенсивную преподавательскую и научную работу, причем прежде всего теоретически и клинически прорабатывались те проблемы, которые выдвигались жизнью и сейчас же по необходимости внедрялись в практику. Из первых его сотрудников Т. А. Гейер занимался главным образом изучением клинического течения психозов, М. О. Гуревич — патологической анатомией и детской психиатрией, Т. И. Юдин — вопросами наследственности в психиатрии, Е. К. Краснушкин изучал роль эндокринных факторов в психиатрии и занимался организацией судебной психиатрии, М. Я. Серейский изучал вопросы биохимии, обмена, Л. М. Розенштейн занимался вопросами «малой психиатрии» и диспансеризацией.
Научные интересы П. Б. Ганнушкина, когда он возглавил кафедру, попрежнему сосредоточивались главным образом на изучении пограничных форм, связи психотических вспышек с переживаниями больного и его соматическими особенностями. Еще Корсаков в своем «Курсе психиатрии» справедливо утверждал, что «психиатрия есть учение о душевных расстройствах вообще, а не только о выраженных психозах в тесном смысле». Освещая так называемые симптоматические психические расстройства, с которыми «врачу приходится иметь дело довольно часто», Корсаков стремился привлечь к этим формам внимание психиатров, так как «ранее такие формы, как лихорадочный бред или расстройство интеллектуальной деятельности под влиянием острых отравлений…. ускользали от непосредственного анализа психиатров… Если они будут зачислены в круг форм, входящих специально в психиатрию, то анализ их со стороны людей, умеющих разбираться в симптоматологии психических расстройств, принесет существенную пользу».
П. Б. Ганнушкин не только развил эту идею Корсакова[167], но и создал еще более широкое понимание задачи психиатра в области так называемой малой психиатрии, патологической психологии, если так можно сказать, т. е. в области реакций здорового человека, практически не справившегося с тяжелой ситуацией. Ганнушкин полагал, что психиатр, привыкший наблюдать и анализировать, как перерабатываются события жизни в психозе, может лучше проанализировать и дисгармонии развития характера человека. Не впадая в метафизику, как многие зарубежные психиатры, считаясь с биологическими особенностями («почва») конкретной личности, он стремился изучить, как под влиянием социальной среды развивается, уклоняясь временами в сторону от способности овладеть окружающим, психика человека.
В то же время Ганнушкин указывал всегда и на пластичность психики, на возможность исправления психических дефектов. Мы уже говорили, что одним из первых наблюдений Ганнушкина в бурное время военной борьбы с интервентами и белогвардейцами было его наблюдение о той нагрузке, которая падает на сосудистую систему, о возможности «нажитой» сосудистой психической инвалидности.
В 1930 г. он сам со свойственной его незаурядному уму острой критичностью не задумался отказаться от имевшегося в работе ошибочного утверждения — обязательности инвалидизации, так как из этого положения делались недопустимые выводы. В самокритичной статье Ганнушкин выступил с мыслями, полными оптимизма по отношению к возможности устранения отдельных патологических факторов. «Нажитая инвалидность есть нечто такое, — писал он, — что наживается, но что точно так же может быть целым рядом мероприятий и предупреждено… Не панику или пессимизм, а бодрость и уверенность в возможности справиться с этим заболеванием имеет в виду изучение генеза и развития этой формы…»[168]
Завершил свою работу П. Б. Ганнушкин монографией «Клиника психопатий, их статика, динамика, систематика»[169]. В этой работе кратко, но ярко изложены главные основы психиатрических взглядов Ганнушкина, резко отличавшихся от метафизических идеалистических взглядов западных авторов. Считая, что Крепелин хорошо разработал статические портреты выраженных психопатических личностей, Ганнушкин в то же время признавал эти типы «мертвыми схемами», находил, что психиатрия Крепелина недостаточна для понимания психического мира конкретной личности. Он считал, что «при благоприятных условиях неуравновешенность может остаться в скрытом состоянии» и что психопат сохраняет тогда «весь внешний облик нормальных людей». В своей книге он не только причислял к психопатиям «неврозы органов», но и говорил о реакциях конкретной личности на все соматические заболевания и даже на все жизненные затруднения. Хотя Ганнушкин противопоставлял ситуационные реакции органическому процессу — разрушению, который обусловлен не столько почвой, сколько «степенью самой биологически обусловленной болезни», но и при органических болезнях-процессах не придавал решающего значения синдрому, а «сквозь синдром» учил видеть «почву» — живого человека во всей его целостности. Так, однажды, когда его спросили, как диференцировать артериосклероз от сосудистого сифилиса мозга, он ответил: «Сифилитик злее».
В то же время на первой же странице своей книги Ганнушкин писал: «Совершенно необходимо найти для психопатий соматическую базу или хотя бы определенные соматические корреляции… Такие попытки должны делаться, и они рано ли, поздно ли, но увенчаются успехом… Пока у нас нет соматической базы, приходится изучать этот важнейший материал в том аспекте, в каком он доступен»… «Психопат, — писал Ганнушкин, — должен изучаться как целое, как личность, во всей ее полноте, во всем объеме. Мы должны изучать клинику психопатий, но необходимо взять эту большую группу за одно целое, не разрывая отдельных ингредиентов». «Психопата должно изучать во взаимоотношении с окружающей средой, во всех его реакциях. Фактор социальный, ситуационный мы не только не игнорируем, а определенно подчеркиваем и имеем в виду». «Необходимо изучать, как действует на каждый тип психопатии, да и на каждого здорового человека, та или иная инфекция, развивающийся склероз, травма, чем отличается у каждого субъекта период созревания, какие у него картины опьянения, чего ждать отданного субъекта, если он потеряет кого-либо из близких, если он содержится под следствием, в тюрьме». Ганнушкин говорил, что «…несомненно, прямое отношение к психопатиям имеют и так называемые тики, заикание, неврозы органов (астма, колиты, неврозы сердца, желудка), которые «нередко являются прекрасным образчиком развития разных психопатий“».
Таким образом, Ганнушкин придавал несколько иной смысл термину «психопатия», чем это общепринято. Быть может, такое применение термина, взятого из патологии, к явлениям развития характера было не совсем удачным, но соображения Ганнушкина о динамике характера в высокой степени практически ценны.