Вашей Светлости представя о сем офицере, израненном и храбром, осмеливаюсь покорнейше просить наградить его» [39, стр. 292].

Здесь же в бой вступили батальоны лейб-гвардии Финляндского полка, также обороняя опушку леса. Полк большую часть времени сражался в стрелковых цепях, но, отбивая атаку колонн противника, произвел атаку двумя батальонными колоннами при поддержке стрелков.

Наступивший вечер положил конец массовым схваткам, но противоборство стрелков в Утицком лесу продолжалось. Офицеры тут и там собирали группы солдат, отбившихся от своих частей, и вступали с ними в бой. Физическое состояние войск на всем протяжении новой русской линии было ужасным, и командирам всех рангов приходилось прикладывать титанические усилия, чтобы восстановить боеспособность подразделений. По словам Н. Н. Муравьева, «во всю ночь с 26-го на 27-е число слышался по нашему войску неумолкаемый крик. Иные полки почти совсем исчезли, и солдаты собирались с разных сторон. Во многих полках оставалось едва 100 или 150 человек, которыми начальствовал прапорщик…» [108, стр. 111].

И все-таки дух большей части армии не был подорван. Многие полки, получившие сведения о возможном наступлении, деятельно готовились к нему, наскоро сколачивая взводы и пополняя запасы патронов. Командир 1-го егерского полка М. И. Карпенко даже послал рабочую команду за строительными материалами, чтобы при необходимости быстро восстановить наплавной мост через Колочу… Но реальность разрушила все оптимистические надежды: убыль армии, даже на первый взгляд, была огромна, резервов почти не оставалось, а позиция стала слишком обширна для оставшихся в строю войск. Последовал приказ об отступлении…

Великая армия Наполеона к концу дня также находилась не в лучшем состоянии. Очевидец сражения с французской стороны Ц. Ложье отметил: «Никакое бедствие, никакое проигранное сражение не сравняется по ужасам с Бородинским полем, на котором мы остались победителями. Все потрясены и подавлены».

Небывалая самоотдача всех чинов русской армии отмечалась всеми очевидцами. Солдаты, даже не помышляя об отступлении, часами выдерживали страшный артиллерийский огонь, бросались в штыковые и до последнего оспаривали каждый шаг бородинской земли. О действиях командного состава унтер-офицер Тихонов вспоминал так:

«Начальство под Бородином было такое, какого не скоро опять дождемся. Чуть бывало кого ранят, глядишь, сейчас на его место двое выскочат. Ротного у нас ранили, понесли мы его на перевязку, встретили за второй линией ратников. «Стой!» кричит нам Ротный (а сам бледный, как полотно, губы посинели). «Меня ратнички снесут, а вам баловаться нечего, ступайте в батальон! Петров! Веди их в свое место!» Простились мы с ним, больше его не видали. Сказывали, в Можайске его французы из окна выбросили, от того и умер. А то Поручика у нас картечью ранило. Снесли мы его за фронт, раскатываем шинель, чтоб на перевязку нести. Лежал он, с закрытыми глазами: очнулся, увидал нас и говорит: «Что вы, братцы, словно вороны около мертвечины собрались. Ступай в свое место! Могу и без вас умереть!» Как перешли мы за овраг, после Багратиона, стали мы строиться. Был у нас Юнкерок, молоденький, тщедушный такой, точно девочка. Ему следовало стать в 8-м взводе, а он, возьми да в знаменные ряды и стань. Увидал это батальонный Командир, велит ему стать в свое место. «Не пойду я, говорит. Ваше Высокоблагородие, в хвост, не хочу быть подлецом: хочу умереть за Веру и Отечество». Батальонный у нас был строгий, разговору не любил; велел он фельдфебелю поставить юнкера на свое место. Взял его, раба Божьего, Иван Семенович за крест [за перекрестие перевязи и портупеи на груди. – И.У.], ведет, а он туда же, упирается. Когда б не такое начальство, не так бы мы и сражались. Потому что какое ни будь желанье и усердье, а как видишь, что начальство плошает, так и у самого руки опускаются. А тут в глаза всякому наплевать бы следовало, если бы он вздумал вилять, когда он видит, что отрок, и человеком его назвать еще нельзя, а норовит голову свою положить за Веру и Отечество. Да вилять никто и не думал» [136, стр. 118].

И вслед за участником грандиозной баталии мы лишь можем повторить эпитафию всем знаменитым и безымянным героям:

«Мир вашему праху, благословенные сыны России! И вечная память потомства, которому огонь Бородинского сражения будет неугасимо поднебесною лампадою светить… призывая к поклонению вам, спасители Отечества» [126, стр. 185].

5.10. Верея и Тарутино

Отступление русской армии через Москву и последовавший марш-маневр, завершившийся размещением в Тарутинском лагере, сопровождались рядом арьергардных боев, в которых участвовали егерские полки. Вторая же половина сентября принесла некоторое затишье на главном направлении. Наполеон в Москве тщетно ожидал мирного соглашения, многие корпуса Великой армии занимали территории вблизи древней русской столицы.

17 сентября в небольшом городе Верее близ Можайска был размещен постоянный неприятельский гарнизон – 1-й батальон 6-го линейного полка из состава 8-го (Вестфальского) корпуса А. Жюно. Под руководством полковника Л. В. Конради на небольшой возвышенности, господствующей над городом, было возведено укрепление: небольшое плато обнесли бруствером с палисадом, а в стенах стоявших на плато зданий пробили амбразуры. Вестфальцы занялись заготовкой провианта для армии. М. И. Кутузов решил уничтожить отдаленный вражеский гарнизон. Располагая сведениями о численности и позициях неприятеля и стремясь обеспечить успех дела, он включил в состав отряда генерал-майора И. С. Дорохова довольно большое количество пехоты: батальон егерей 19-го полка и по 2 батальона Вильманстрандского и Полоцкого пехотных полков (один из батальонов Полоцкого полка был затем оставлен в Боровске). В среднем каждый русский батальон к этому времени насчитывал 400–500 человек. Во избежание излишнего шума и неразберихи Дорохов сформировал три группы, в каждую из которых было выбрано по 200 человек одного полка; 600 ранцев атакующих групп остались под присмотром выделенной роты [42, стр. 151]. Ранним утром 28 сентября отряд подошел к городу, и в 5 часов начал штурм. Тьма и ненастье стали союзниками русских. Дорохов приказал начальнику штурмовых отрядов полковнику Н. В. Вуичу (шефу 19-го егерского полка)«спускаться в город от Калугской заставы и атаковать с Богом штыком не делав ни одного выстрела и не кричав ура». В голове колонн шли проводники из жителей города, которые отказались укрыться за спинами солдат. В полной тишине штурмующие незаметно подошли к укреплению. Колонна Полоцкого полка под командой штабс-капитана Артемьева 2-го атаковала прямо через вал; очевидно, колонны имели штурмовые лестницы, позволившие преодолеть палисад. Первым в укрепление проник прапорщик Сомов. Колонна егерей, изначально направленная на мост, обнаружив «большие внутренние укрепления», защищаемые вестфальской гренадерской ротой, переменила дирекцию и также взошла на вал. Колонна Вильманстрандского полка присоединилась к первым двум чуть позже. Штурмовые колонны блокировали основную массу противника в каменных зданиях церкви и присутственных мест («ратуши») и наконец сломили сопротивление гренадеров у моста, причем командовавший вестфальской ротой капитан получил 17 штыковых ран. Полковник Конради вспоминал: «Ведомые жителями Вереи, два батальона подобрались сзади к флигелю ратуши и овладели им, находившийся там слабый гарнизон был подавлен. Отсюда русские с помощью штурмовых лестниц взобрались на крышу главного здания, содрали ее и толпами ворвались сверху внутрь. Завязалась отчаянная рукопашная схватка. Мы упорно защищали каждую комнату…» [131, стр. 59]. Сбитый с ног Конради издал масонский клич, и – о, чудо! – оказавшийся в рядах русских офицер-масон (возможно, М. Ф. Орлов, будущий декабрист) остановил штыки и отвел полковника к Дорохову. Рядовой Вильманстрандского полка Старостенко захватил неприятельское знамя, за что был произведен в унтер-офицеры и награжден Знаком отличия ордена Св. Георгия. Две роты, засевшие в церкви, по приказу Конради положили оружие. Рота Вильманстрандского полка и гусары очистили от неприятеля городские постройки. Вестфальцы в этом бою потеряли 2 офицеров и 49 солдат убитыми, практически все оставшиеся в живых попали в плен. Потери победителей так и остались неизвестными; во всяком случае, количество убитых превышало 30 человек. Подошедший через несколько часов немецкий отряд не осмелился атаковать русских и ретировался к городку Борисов.

И. С. Дорохов. Портрет из Военной галереи Зимнего дворца. Дж. Доу. 1819–1825 гг.

Эта весьма скромная по масштабам победа вкупе с удачными действиями партизанских отрядов способствовала началу морального возрождения русской армии, нравственные силы которой, казалось, были безвозвратно подорваны ужасами Бородинской резни и оставлением Москвы. В Тарутинском лагере армия каждодневно укреплялась и физически, получая немалые подкрепления и пользуясь выгодами обильного снабжения и относительно безмятежного отдыха.

Прошло три недели после организации лагеря, и стало совершенно ясно, что русские войска в сердце страны вновь обрели боевую мощь, достаточную для продолжения активных действий. И первым эту мощь должен был испытать на себе авангард Великой армии под командованием маршала И. Мюрата. Впрочем, в сражении, развернувшемся 6 октября у реки Чернишня и деревни Винково, русские военачальники не проявили должного старания, и Мюрату удалось избежать полного разгрома. Из состава пехоты непосредственно в бою приняли участие лишь егеря 20-го, 4-го и 34-го полков. Шедший во главе колонны 2-го корпуса генерал-лейтенант К. Ф. Багговут был убит одним из первых ядер, выпущенных артиллерией французов, что и привело в замешательство весь корпус. 20-й егерский полк майора Горихвостова, оказавшийся на пути отступления неприятеля, подвергся атаке польской кавалерии и понес существенные потери. Польский офицер вспоминал: «[Русские колонны. – И.У.], выдвинув своих стрелков, успели сформировать каре. Наша кавалерия (5-й конно-егерский и 13-й гусарский полки. —И.У.) немедленно атаковала их на рысях и разбила два каре. Следовало удивляться упорству, с которым дралась молодая русская пехота. Я видел лежавших на земле раненых стрелков, которые поднимались, когда мы проходили мимо, и стреляли в нас. Приходилось добивать их, чтобы они не могли принести нам еще больше вреда…» [58, стр. 251]. Вероятно, речь в данном случае шла о небольших ротных каре 20-го полка; в целом же полк не только отразил атаку кавалерии, но и захватил орудия. В своем письме Р. Вильсон отмечал, что «неустрашимость и твердость двух русских егерских полков… заслужили всеобщую похвалу и фельдмаршал велел раздать им по 5 руб. на человека» [72, стр. 220].

Верея. Вид на Верейский кремль и памятник И. С. Дорохову.

В результате сражения авангард Мюрата потерял до 4 тысяч человек, 38 пушек, обозы и 1 кавалерийский штандарт; наши потери достигали 1500 человек убитыми и ранеными. Достаточно неуклюжие действия армии М. И. Кутузова в этот день, тем не менее, ознаменовали собой начало завоевания русскими стратегической инициативы.