Для полков 24-й пехотной дивизии центральная высота стала подлинной Голгофой. Все полки дивизии приняли участие в контратаке на захваченную французами батарею. 19-й и 40-й егерский, а также, видимо, 3-й батальон Уфимского полка ворвались в укрепление, в то время как остальные полки, атакуя колоннами справа от высоты, остановили французов, стремящихся поддержать свой 30-й линейный полк, гибнущий на батарее. Атаку батальона уфимцев, двигавшихся «толпою в виде колонны», возглавил лично А. П. Ермолов. В своих воспоминаниях адъютант Барклая де Толли В. И. Левенштерн утверждал, что он первый лично повел на батарею батальон Томского полка, но в наградных документах этой части упоминаний о громком подвиге почему-то не содержится.

Очищенную от французов батарею вновь заняла русская артиллерия, а на самой площадке укрепления, по-видимому, были расположены егеря и гренадеры 18-го егерского полка, присоединенного к егерской бригаде 24-й дивизии. Из документов известно, что капитан полка Бреер «удерживал стрелками и взводом гренадер батарею, где мужественно и храбро защищался против неприятеля» [39, стр. 260]. Здесь же находился и ослабленный болезнью командир дивизии генерал-майор П. Г. Лихачев. Остальные полки разместились за батареей и по флангам от нее в двух линиях батальонных колонн. Ослабленные полки 7-го корпуса, по всей видимости, были отведены за овраг ручья Огник. Наконец 4-я пехотная дивизия заняла позиции южнее высоты, примкнув к подошедшему 4-му корпусу.

Стоявшие справа и слева от батареи полки подвергались ожесточенному обстрелу французской артиллерии. П. X. Граббе вспоминал: «По выдавшейся углом нашей позиции огонь неприятеля был перекрестный, и действие его истребительно. Несмотря на то, пехота наша в грозном устройстве стояла по обе стороны Раевского батареи. Ермолов послал меня сказать пехоте, что она может лечь для уменьшения действия огня. Все оставались стоя и смыкались, когда вырывало ряды. Ни хвастовства, ни робости не было. Умирали молча. Когда я отдавал приказание Ермолова одному батальонному командиру, верхом стоявшему перед батальоном, он, чтобы лучше выслушать, наклонил ко мне голову. Налетевшее ядро размозжило ее и обрызгало меня его кровью и мозгом» [67, стр. 88]. Ширванский полк, после 10 часов утра не участвовавший, судя по наградным документам, в активных боевых действиях, тем не менее потерял 179 нижних чинов убитыми, 301 – ранеными и 41 – пропавшими без вести. Напротив, Томский полк, стоявший за батареей, имел всего 6 рядовых, гибель которых была подтверждена. Около 2 часов дня неприятельская пехота начала планомерное выдвижение к редуту, но основной удар по 24-й дивизии нанесла кавалерия маршала И. Мюрата. С южной стороны последовательно атаковали 2-я и 7-я дивизии тяжелой кавалерии. Французские кирасирские полки под огнем добрались до укрепления и напали на стоявшие возле него русские батальоны. Часть всадников через левый проход палисада и прямо через обвалившийся бруствер проникла на площадку люнета, другая часть сумела пробиться к правому проходу. Штыки и пули русской пехоты отбросили зарвавшихся кавалеристов, но артиллерия в эти минуты ослабила огонь, и колонны французов смогли сделать еще несколько сот шагов в относительной безопасности. Очевидно, в последующие 10–15 минут Лихачев успел частично сменить пострадавший гарнизон люнета, введя на площадку роту Томского полка, и в этот момент новая волна кавалерии накрыла дивизию. Саксонский кирасирский полк Тар дю Кор из состава 7-й дивизии повторил путь французских кирасир, а прочие полки этой дивизии, пройдя сквозь боевые порядки Томского полка, дошли до оврага, оказавшись в тылу второй линии дивизии Лихачева, так что медики дивизионного перевязочного пункта вынуждены были спасаться от неприятеля. Артиллеристы и пехотинцы, находящиеся внутри укрепления, ожесточенно отбивались от кавалеристов. В целом у них был шанс выстоять – кирасиров было не так уж и много, а штыки и в этот раз служили надежной опорой, – но через остатки бруствера уже лезли подоспевшие французские пехотные колонны. На ставшей тесной от массы войск площадке люнета остатки гарнизона дорого продали свою жизнь. Генерал Лихачев, поднявшийся с походного стула, сражался вместе с солдатами, но был сбит с ног прикладом и взят в плен. Уже на следующий день побывавшему на батарее французскому офицеру показалось, что «погибшая тут почти целиком дивизия Лихачева, кажется, и мертвая охраняет свой редут».

19-й егерский, Бутырский и Уфимский полки пробились за овраг с немалыми потерями. Даже в самом овраге ручья Огник закипела схватка: польские кирасиры атаковали сгрудившихся там пехотинцев. Полностью окруженный Томский полк вел героическую борьбу: 3-й батальон, стоявший ближе к оврагу, отбросил преграждавшую ему дорогу кавалерию, а вскоре к нему пробились и остатки 1-го батальона. В эти минуты полк понес наибольший урон – пропавшими без вести выбыло из строя 354 человека. И все-таки, отступив, полки дивизии сохранили боеспособность.

Дальнейшие атаки французской кавалерии также не достигли решительного результата. Полки 4-го пехотного корпуса, построившись в каре в шахматном порядке, огнем отбивали неприятеля сначала с фронта, а потом и с тыла. По словам М. Б. Барклая де Толли, «неприятельская конница, получив подкрепление… преследовала нашу и, прорвавшись сквозь интервалы наши пехотных кареев, зашла совершенно в тыл 7-й и 11-й пехотных дивизий, но сия бесподобная пехота, ни мало не расстраиваясь, приняла неприятеля сильным и деятельным огнем и неприятель был расстроен» [39, стр. 250]. Особенно здесь отличились Перновский пехотный и 34-й егерский полки под командованием генерал-майора П. Н. Чоглокова. Генерал-майор принц Е. Вюртембергский с двумя бригадами своей 4-й дивизии также не допустил прорыва русского фронта: построив Тобольский и Волынский полки в батальонные каре (по другим данным, в два полковых каре), остальные два полка он оставил в резерве [39, стр. 269]. По словам очевидца, «от атаки неприятельской конницы остались следы в наших линиях, где лежало много французских кирасир; из числа их раненые или спешенные были переколоты нашими рекрутами, которые, выбегая из рядов своих, без труда нагоняли тяжелых латников и добивали сих рослых всадников, едва двигавшихся пешком под своей грузной броней» [108, стр. 107].

Центр русского боевого порядка отодвинулся на несколько сот шагов, но так и не был прорван.

4-й корпус флангом примыкал к позиции 1-й бригады гвардейской пехотной дивизии, полки которой, лейб-гвардии Преображенский и лейб-гвардии Семеновский, фактически находясь в резерве, теряли немало людей от летевших ядер, гранат, а к концу сражения и пуль неприятельских стрелков. Стоя на протяжении всего дня в линии батальонных колонн, бригада потеряла 273 нижних чина, но, составляя стержень русского боевого порядка, оказывала неоценимую моральную поддержку всей армии.

Расположение войск в районе д. Утицы после полудня 26 августа 1812 г.

(Афанасьев В. Павловцы на Бородинском поле 26 августа 1812 г. М., 1912)

Страшная трагедия кровопролитного сражения складывалась из множества личных и семейных трагедий. Одна из таких трагедий произошла на глазах офицеров лейб-гвардии Семеновского полка, в котором служили два брата Олениных – 19-летний Николай Алексеевич и 18-летний Петр Алексеевич. М. И. Муравьев-Апостол вспоминал: «Правее 1-го батальона Семеновского полка находился 2-й батальон. Петр Алексеевич Оленин как адъютант 2-го батальона был перед ним верхом. В 8 часов утра ядро пролетело близ его головы; он упал с лошади, и его сочли убитым. Князь Сергей Петрович Трубецкой, ходивший к раненым на перевязку, успокоил старшего Оленина тем, что брат его только контужен и останется жив. Оленин был вне себя от радости. Офицеры собрались перед батальоном в кружок, чтобы пораспросить о контуженном. В это время неприятельский огонь усилился, и ядра начали нас бить. Тогда командир 2-го батальона, полковник барон Максим Иванович де Дамас (De Damas), скомандовал: «Г-да офицеры, по местам». Николай Алексеевич Оленин стал у своего взвода, а граф Татищев перед ним у своего, лицом к Оленину. Они оба радовались только что сообщенному счастливому известию; в эту самую минуту ядро пробило спину графа Татищева и грудь Оленина, и унтер-офицеру оторвало ногу» [109, стр. 226]. Впрочем, и для младшего брата контузия стала роковой: «Он опомнился, но долго страдал помешательством, отчего он хотя и выздоровел, но остался со слабой памятью и с признаками как бы ослабевших умственных способностей» [108, стр. 110].

Прапорщик лейб-гвардии Семеновского полка Н. А. Оленин. Убит 26 августа 1812 г.

На Старой Смоленской дороге бой с польским корпусом Ю. Понятовского вел 3-й пехотный корпус генерал-лейтенанта Н. А. Тучкова 1-го. Первоначально русский корпус был построен в 4 линии батальонных колонн, имея в двух первых линиях 1-ю гренадерскую дивизию. Вскоре пехотные полки 3-й дивизии были направлены к флешам, а гренадеры отступили за деревню Утица, причем Екатеринославский полк зажег деревню, отбивая натиск польских стрелков.

Нагрудный офицерский знак Н. А. Оленина, смятый ядром.

Установив батарею на высотке, Тучков выставил в первую линию Лейб-гренадерский, Екатеринославский и Санкт-Петербургский полки. Таврический гренадерский полк практически сразу был послан в Утицкий лес, обеспечивая связь с егерями 3-й дивизии, где и сражался в рассыпном строю в течение всего дня, понеся самые большие среди полков дивизии потери. Очень скоро Тучков вынужден был послать на свой правый фланг Лейб-гренадерский и графа Аракчеева полки. Польский офицер писал: «16-я польская дивизия Красинского, поддерживая своих стрелков, разбилась на небольшие отряды и, хотя ввела в бой две трети своего [состава. – И.У.]… но все-таки вперед не продвигалась. Неприятельские стрелки, отойдя к своим колоннам, перестали отступать и даже перешли в наступление» [34, стр. 33].

Памятник на могиле Н. А. Оленина и С. Н. Татищева.

Очевидно, из-за очень интенсивного огня неприятеля на самой высоте не осталось пехотного прикрытия: Павловский полк встал справа, а Санкт-Петербургский и Екатеринославский – слева от высоты. Пользуясь тем, что огонь русской артиллерии ослабел, Понятовский бросил в атаку обе свои пехотные дивизии. 15-й польский линейный полк ворвался на батарею. Тучков организовал контратаку, задействовав в ней и подошедшие Белозерский и Вильманстрандский полки.

На высоте разгорелся штыковой бой, в котором особенно отличились батальоны Павловского полка; остатки неприятельского полка сумели вырваться из окружения. Во время этого боя сам Тучков получил смертельную рану, а руководство над отрядом в скором времени принял командир 2-го корпуса генерал-лейтенант К. Ф. Багговут. Последним вступив дело, 2-й корпус своими пехотными полками сумел закрыть зияющие бреши в обороне от северных подступов к деревне Семеновское до Старой Смоленской дороги; егерские полки корпуса сражались в центре русской линии. Каре Тобольского и Волынского полков так и остались на своих позициях северо-восточнее Семеновского. Рязанский и Брестский полки под началом генерал-майора П. И. Ивелича 2-го прикрыли батарею на северной окраине Утицкого леса. Белозерский и Вильманстрандский полки под командованием генерал-лейтенанта 3. Д. Олсуфьева 3-го двинулись на помощь 3-му корпусу. Наконец Кременчугский и Минский полки под непосредственным командованием генерал-майора принца Евгения Вюртембергского заняли перелески вдоль дороги от Утиц к Семеновскому.

Положение на крайнем левом фланге русской армии стабилизировалось. Последние серьезные попытки прорвать оборону были сделаны неприятелем в районе северной опушки Утицкого леса. Здесь насмерть стояли Рязанский и Брестский пехотные полки, но силы их были на исходе. Багговут был вынужден послать им на подкрепление Вильманстрандский полк и 500 человек Московского ополчения, которые и опрокинули наступающего противника. Здесь произошла поистине драматическая история, нашедшая отражение в рапорте генерал-лейтенанта Н. И. Лаврова М. И. Кутузову от 7 декабря:

«1-го сводного гранодерского баталиона капитан Букарев во время бывшего сражения 26-го августа при селе Бородине находился в деле со 2-ю гранодерскою ротою на левом фланге гвардии для прикрытия батареи. Когда убиты были бригадной командир полковник князь Кантакузин и баталионный командир подполковник Альбрехт, капитан Букарев, оставаясь старшим, заступил место подполковника Альбрехта и при наступлении неприятельской колонны, состоящей в пехоте и кавалерии, ободряя воинских чинов в баталионе, отразил неприятеля штыками и обратил его в бегство, занял его позицию, где и получил сперва контузию картечью в правый бок.

А после того ранен в правое плечо ниже сустава навылет ружейною пулею, чрез что ослабев совершенно силами, оставался на месте сражения лежащим между убитыми телами до тех пор, пока угодно было провидению к спасению жизни послать 60-летнего отца его прапорщика Букарева, служившего в ополчении, посредством коего по перевязке ран отвезен в Москву, получив выздоровление явился на службу.