«Русские романы» Леузон Ле Дюка

По окончании Крымской войны отношения между противниками начали быстро восстанавливаться, неслучайно в зарубежной и отечественной историографии существует точка зрения, согласно которой Венская система не была разрушена с началом Крымской войны, а сохранялась вплоть до Первой мировой войны. Конечно, стереотипы и предрассудки по отношению к нашей стране не ушли в прошлое, но нормализация международной ситуации требовала от западных элит некоторого ретуширования монструозного образа России. Тем более, что в европейской литературе к этому времени уже сформировался весьма устойчивый круг персонажей, образующих воображаемый «русский мир». Повествование разворачивается на фоне бесконечных заснеженных равнин, по которым движутся дикие животные и упряжки. В этот пейзаж вписываются деревянные жилища, избы, а также некоторые предметы, идентифицируемые как типично русские: кнут, самовар, иконы. Появляются и уже ставшие привычными для восприятия русские типажи: своенравный князь, колеблющийся между своим чудовищным характером и интересом к европейской культуре; император, правящий народом рабов, которые подчиняются воле «отца»; мужик, извозчик и казак, отличающиеся отсутствием автономии и слепым подчинением приказам начальника, но в то же время олицетворяющие народную, исконно-русскую культуру; женские персонажи в основном делятся на два типа: женщина-мученица, следующая за мужем в Сибирь, и холодная женщина-соблазнительница с криминальными наклонностями. Все эти «русские» ситуации и образы не являются индивидуальными, они типичны, а их совокупность и образует миф о России[1374].

Многие из этих образов можно встретить на страницах романов уже знакомого читателю Луи-Антуана Леузон Ле Дюка. После Крымской войны политическая конъюнктура изменилась, Леузон Ле Дюк быстро перестроился и стал романистом, найдя в закромах своей памяти актуальные образы России. Уже в 1859 году он публикует роман «Иван»[1375]. В центре повествования — судьба крепостного Ивана, музыкально одарённого юноши, играющего на рожке. Добрый помещик, князь Полотцов, отпустил его на три года в Петербург с рекомендательными письмами к графу Абащеву. Тот взял молодого талантливого крестьянина под свою протекцию и вырастил из него настоящего музыканта. У Ивана появилась и возлюбленная, Маша Николаевна (именно Маша Николаевна, ведь Леузон Ле Дюк прекрасный знаток России!) Мадемуазель Буслаефф (или Буслаева) — девушка из благородной, но обедневшей семьи, её мать умерла при родах, и отец, воспитывавший девочку, отправил её на обучение в Смольный институт благородных девиц. И вот Иван возвращается из путешествия по Европе, а старый князь спешит из Ярославля в столицу, дабы дать ему вольную, но, по законам жанра, по дороге попадает в бурю и погибает. И тут на сцену выходит злой помещик: наследником князя Пол отцова становится его племянник князь Михаил, брутальный вояка, который никогда не даст вольную Ивану и не допустит его женитьбы на Маше Николаевне. Но в итоге всё заканчивается благополучно: Маша находит в Своде законов Российской империи указ императора Александра I, согласно которому крепостной получает вольную, если он женится на выпускнице Смольного института. Николай I назначает Ивана управляющим Императорской Певческой капеллы, а счастливые новобрачные едут в свадебное путешествие в Европу. Такого указа на самом деле не существовало, но суть здесь в ином: спустя всего пять лет после публикации своих русофобских работ Леузон Ле Дюк превратился если не в русофила, то в человека, явно сострадающего и симпатизирующего России.

Да, в России есть крепостное право, но это скорее исторический фон, на котором разыгрывается мелодраматическая история совершенно в духе «Рабыни Изауры». Крепостной Иван — воплощение лучших черт русского народа. Он с детства страдал от своего рабского состояния, но благодаря доброму помещику и таланту выбился в люди, стал «музыкальным львом» в Петербурге. Если в работах времён Крымской войны Леузон Ле Дюк заявлял, что патриотизм — это качество, незнакомое русским («Патриотизм! Россия совсем не понимает этого чувства!»[1376]), то теперь он утверждает прямо противоположное: «Любовь к отечеству, может быть, является определяющей чертой русских. Они любят родину как царицу, как мать, в этом есть что-то религиозное. В их глазах, в их языке это не просто Россия, это Святая Русь»[1377]. И, что удивительно, эта любовь больше всего проявляется у крепостного, нежели у свободного человека: «Чем крепостной держится на этой земле? Домом, деревней, где он родился? Нет. Он знает, что в любой момент простой каприз помещика может его всего этого лишить. Семьёй? Нет, малейшее происшествие может разрушить эти связи. Самим собой? Нет, разве крепостной себе принадлежит? Единственное, чего у него никто не может отнять — это его родину»[1378].

В роли же одного из главных злодеев выступает управляющий немец Садлер — понятно, напряжённость во франко-немецких отношениях усиливалась. И если в работах времён Крымской войны самодержец — главный творец зла, да и в целом «самодержавие годится только для зла»[1379], то теперь у злодеев Леузон Ле Дюка совершенно иной облик. Самые несчастные — это жертвы мелких собственников или управляющих, вот таких немцев Садлеров.

А взгляд царя, каким бы проницательным он ни был, не мог проникнуть во все углы обширной империи[1380]. То есть самодержец — это защитник, а «ручное управление» — благо.

В следующий раз к русской теме и опять в жанре романа Леузон Ле Дюк обратился в 1879 году, то есть уже после Франко-прусской войны, в условиях франко-германских военных тревог и начавшегося русско-французского сближения. Если «Иван» — роман о крепостном, то теперь автор предметом изображения выбрал русскую элиту, аристократию, поместив в центр повествования русскую княгиню. Первая часть романа называется «Галантная Одиссея русской княгини», вторая — «Княгиня Гуркофф, продолжение галантной Одиссеи русской княгини»[1381]. Речь идёт о русской княгине по фамилии Славонофф (Славонова), в замужестве — Гуркофф (Гуркова).

Каковы были цели и задачи Леузон Ле Дюка в годы Крымской войны, читатель помнит: разоблачить и демонизировать образ России. Теперь же, как отмечает автор в предисловии (его текст датирован декабрём 1878 года), важно показать, какую роль в развитии европейской цивилизации может сыграть русская элита. Теперь Россия не противоположна европейской цивилизации, она не вызывает неприязни, а, оказывается, может этой цивилизации что-то дать. По крайней мере, так можно подумать. Но из содержания первой части романа это отнюдь не следует.

Итак, речь идёт о русской девушке, 18-летней Анне Павловне, единственной дочери князя Славонова, старого генерала, воевавшего на Кавказе и в Крыму, а теперь проживающего в Ярославской губернии (Ярославль автор знает лучше всего, поэтому герои его романов родом из этих мест). Мать девочки умерла при родах; Анна росла как вольная птица, но, когда ей исполнилось двенадцать лет, всё изменилось: к ней была приставлена немка-гувернантка по фамилии Стадлер (а в романе «Иван» был управляющий Садлер, то есть особо над фамилиями автор не задумывался, либо у него были свои резоны). Как видим, тут снова поднимается немецкая тема, причём немцы — главные враги. Злобная немка не только муштровала девочку, она весь дом держала в ежовых рукавицах, да ещё и распоряжалась деньгами и, как выяснилось потом, приворовывала. Это не помешало ей стать очень набожной и приобщиться к православной вере. Отец же Анны, генерал Славонов, как и вся русская элита, к православию относился равнодушно, однако к старости стал набожным. Но тут автор в очередной раз прибегает к старому клише, которое применял в своих прежних работах: старый генерал, как и все русские, выполнял православные обряды лишь как особый вид гимнастики[1382].

Соседнее имение, что в двадцати верстах от усадьбы Славонова, принадлежало его племяннику, графу Буслаеву (Буслаефф). Мы уже встречали эту фамилию в романе «Иван»: то ли она очень нравилась Леузон Ле Дюку, то ли он просто решил не морочить себе и читателям голову новыми фамилиями. Граф жил в своё удовольствие и по большей части за границей. А для ведения помещичьего хозяйства им был нанят управляющий, очередной немец, настоящий прохвост, да ещё и насиловавший местных девушек. В результате крестьяне, доведённые до отчаяния, расправились с управляющим и в наказание были отправлены в Сибирь. А гувернантка Стадлер, на которой тот собирался жениться, оказалась беременной от него (пуританские нравы!), вскоре родила мёртвого ребёнка, но сама умерла при родах.

В это самое время Буслаев возвращается из-за границы. В этом персонаже Леузон Ле Дюк изобразил, как ему казалось, типичного русского аристократа, какими была наводнена Европа. Внешне — абсолютный парижанин, европеец, но на этом сходство и заканчивается, поскольку он не способен усвоить ценности европейской цивилизации, да и не желает этого. Он ищет лишь развлечений, поэтому возвращается на родину совершенно пустым, ему нечего вспомнить и не о чем рассказать, потому что он знает Париж только по его злачным местам: «Буслаев был одним из тех русских молодых людей, которых путешествия формируют мало, вернее, они их сильно искажают. Этот тип нам слишком известен; он, к счастью, встречается всё реже и реже»[1383]. «Эти прекрасные господа созерцают вселенную с помощью своего посредственного, часто извращённого ума, с помощью своего ничтожного образования, своих вкусов, своих пошлых инстинктов. Говорить о европейской цивилизации, применённой к России, это как говорить о плоде, который сгнил, так и не успев созреть. Они — лишь плодовые черви»[1384]. Или ещё пассаж: «Посмотрите на них в Париже, кто они? Измученные прожигатели жизни, общепризнанные искатели удовольствий <…> Если же они попадут в приличный дом, то там быстро захандрят, и их будет грызть ностальгия по порокам. Поскребите этих русских, и вы уже найдёте не дикого татарина, но энергичного Наполеона; вы найдёте измученную богему наших дешёвых кабаков, пустую шелуху наших космополитичных переулков»[1385].

Итак, Леузон Ле Дюк вроде бы уже не исходит желчью, а пишет сентиментальный роман, но мысль его понятна: русские, конечно, не немцы (те просто откровенные злодеи и подлецы), но всё равно варвары и дикари, несмотря на весь их внешний глянец. То есть Россия — всё то же «царство фасадов», поэтому никогда не станет Европой.

При этом крепостничество развращает всех. Народ только и делает, что пьёт. Не успела завершиться пасхальная служба, не успел народ похристосоваться, как тут же все бросились пить: «в одно мгновение кабаки были заполнены народом, водка лилась рекой. Как на всех православных торжествах, бурное и умильное пьянство наложило печать на народное благочестие»[1386], а религиозность, она же гимнастика, захлебнулась в потоках водки.

Если в предыдущем романе Иван — герой несчастный, потому что крепостной, но очень положительный, талантливый, размышляющий о своей доле, то героиня этого романа, княгиня Анна — хищница, молодая, но расчётливая особа, властная, впрочем, как и все русские аристократки, ведь «русские княгини — опасные сирены»[1387].

Как и все русские, она развращена крепостным правом: «Постоянно контактируя со своими крепостными и дворовыми людьми, которых они считали сделанными из другого теста, нежели они сами, они беспардонно вторгались в самые сокровенные тайны их существования…», рано узнавая то, что в более целомудренных обществах узнают гораздо позже[1388]. Кроме того, замашки крепостников они переносили и на отношения с мужчинами, стремясь к власти над ними. И вот хищная княгиня Анна отправилась во Францию за своим возлюбленным, красивым и богатым графом Альбером Сюрвиером, с которым познакомилась в Петербурге. Этот французский дипломат был направлен в Россию с особой миссией, воспылал к Анне любовью, но был вынужден срочно отбыть на родину, где тяжело заболел его отец. И влюблённая Анна вместе со своей тётей, графиней Александрой, отправляется в Европу за Альбером.

Между делом читатель узнаёт, что все русские стремятся вырваться за границу, потому что их манит свобода. Это часто встречается у иностранных авторов: Россия — тюрьма, и только за границей можно себя почувствовать свободными людьми. Автор приводит историю русского миллионера Анатоля Демидова: «Он никогда не жил в России, но каждые пять лет был обязан туда возвращаться, дабы продлить своё пребывание за границей, — тяжкая доля!» Он рассказывает, что однажды Демидов отправил Николаю I в качестве подарка греческий храм в миниатюре из малахита. «Красивый подарок, — сказал император, — но я его приму только из рук дарителя!» Демидов в почтовой карете прибыл в Петербург, сменил туалет, отправился в Зимний дворец, увидел императора, преподнёс ему подарок, получил продление, о котором хлопотал, и уехал за границу[1389]. Хотя на самом деле история была несколько иной: Демидов преподнёс Николаю I великолепную садово-парковую ротонду, изготовленную по его заказу из русского малахита лучшими европейскими мастерами, а внутри установил бюст императора. Но государю не понравилось, что его поместили в клетку, и он повелел убрать подарок с глаз долой[1390].