Какие-то непонятные звуки доносились сверху….
Кто-то стремительно схватил её за руку, и ей показалось, что она почувствовала теплоту человеческого прикосновения….
Иллюзия… Глупая надежда….
Единственное, что у неё осталось — это холод…. А в скором времени она перестанет чувствовать и его….
Но нет, что-то обжигающее она ощутила на своей щеке. И ей захотелось заплакать от боли! Так не справедливо! Мама, почему меня кто-то безнаказанно хлещет по щекам?…
Ирина тихо застонала.
— Держись, Ириночка, прошу, милая….
Голос звучал вдалеке.
И тут что-то тяжелое ворвалось в её грудь, и она закашляла, выплевывая воду.
Ирина с трудом разлепила глаза и увидела рядом лицо Петра. Она хотела что-то сказать, но вместо слов у неё получилось лишь мычание.
— Ирина, послушай меня! Послушай! Сейчас ты перекатишься через меня, и мы попытаемся встать на ноги! Ирина, ты меня слышишь?!
Ирина покачала головой. Что от нее хотят? Неужели так трудно оставить её в покое? О, нет, от Ракотина подобной милости не дождешься! Этот мучитель ни за что не успокоится….
— Мы должны встать и побежать к берегу! — Петр снова попытался объяснить Ирине, что надо делать, но так смотрела на него непонимающими глазами, а её лицо приобретало синеватый оттенок. Петр готов был кричать от отчаяния. Он понимал, что они рискуют каждую секунду. То, что ему удалось вытянуть Ирину из воды — уже было чудом. Но вода не желала отступать и стремительно подбиралась к ним. Они оба в любое мгновение рисковали провалиться под лед, и Петр не был уверен, что веревки не оборвутся, смогут выдержать их вес и вес намокшей одежды.
Поэтому действовать надо было быстро.
Выход напрашивался только один — встать и бежать! И бежать как можно быстрее, прежде чем лед начнет крушиться под их ногами.
— Графиня, черт побери, вставайте! — заорал Петр и потянул Ирину. Та закричала от боли, но он был готов на всё ради их спасения.
— Вставай, мать твою! — он больше не выбирал выражений и снова ударил Ирину по лицу. Её голова безжизненно мотнулась, но в глазах появилось какое-то осмысленное выражение.
— Не могу…, - ей с трудом удалось вытолкнуть слова из себя.
У Петра радостно ёкнуло в груди. Хоть что-то!
— Можешь, я говорю! Давай!