— Нет! — ответил Павел, усилием мысли стирая из своей памяти, из своего внутреннего мира это жуткое виденье. — Прощай!
Повинуясь его воле могила оделась в нерушимый бетонный саркофаг, на верхушке которого возник черный крест высотой в человеческий рост. Последний памятник потерянной Темной душе.
Но Павел все еще слышал ее голос, доносящийся из глубины его собственного сознания.
— Я всегда буду с тобой!
— Ты ослабишь контроль лишь на минуту, и я вырвусь наружу!
— Ты мой! Слышишь, Павел? Ты мой!
Он не ответил. Глупо разговаривать с мертвыми… Лишь пожал плечами и закрыл глаза, чтобы открыть их уже в реальном мире. Там, где находилась его материальная оболочка, которой была лишена душа Мраморного.
Первым, что он услышал очнувшись, был шум воды… Он лежал на том самом каменном козырьке у самой воды, стоя на котором он вызвал Мраморный на бой. То, что он не свалился в реку можно было считать чудом, так как падение в эти бурные воды было бы верной смертью.
Павел поднялся, чувствуя, как от его движений разбегаются по телу ледяные иголочки холода, впившиеся в него, пока он лежал на холодных камнях. Сколько он пролежал здесь? Сколько в реальности длился этот бой, занявший в его сознании каких-то десять — пятнадцать минут.
Неподалеку, чуть выше по спускающейся к реке тропке, лицом вниз не подавая признаков жизни, лежала Лена. Как и предполагал Павел, ее правая рука была загипсована и плотно прибинтована к телу… Значит главарем той банды подростков действительно была именно она.
Идя к ней Павел не испытывал сожаления. Приятные воспоминания от близости с этой девушкой стерлись, смазались, закрашенные совершенно другими эмоциями, главенствовало среди которых презрение. Презрение к человеку, подчинившемуся черной душе Мраморного, выполнявшего его поручения. Какими были эти поручения до того, как в город приехал он, Павел и вообще не хотел думать.
Подойдя ближе он увидел, что здоровая рука девушки сжимает нож. Не кухонный нож — любимое оружие домохозяек во второсортных фильмах ужасов, а настоящий охотничий нож, с которым впору идти и на медведя. У Павла не было сомнений относительно того, кому он предназначался.
Ногой отправив нож в реку, Павел поднял Лену за шиворот, будто котенка, и поставил на ноги, крепко взяв за плечи.
— Подъем, красавица! — крикнул он ей в ухо, отвесив легкую пощечину для бодрости, — Пора вставать.
От удара голова девушки дернулась в сторону, и она слабо застонала, бессвязно бормоча что-то себе под нос.
— Еще раз говорю, подъем!