Князю доложили, что вернулись его «купцы» из Хорсуня. По давней привычке Ольг старался важные дела тайной службы обсуждать в её же неприметном доме, который хоть и находился в Ратном стане, но подъехать к нему можно было и на коне, и лодейкой с Почайны подплыть незаметно. Сами изведыватели редко приходили через главные ворота стана. Позади бревенчатого дома в частоколе имелась небольшая калитка, в которую верховой мог попасть только спешившись, ведя коня в поводу.

Колокольчик над дверью трижды звякнул медью, а через несколько мгновений отозвался в четвёртый раз. Условный знак! Ерофеича будто вихрем сдуло с лавки, он поспешил открыть потайную калитку. Изведыватели встретили князя в светёлке. Ольг обнял каждого, его очи блестели от радости и нетерпения. С тех пор как князь Рарог возложил на него, тогда ещё молодого воеводу, обязанность сотворить Тайную службу, она так и осталась при нём. Даже став князем Новгородско-Киевской Руси, Ольг никому тайных дел не передоверил и людей, которые с ним начинали, ценил особо. Здесь, среди своих изведывателей, он был не князем, а старшим среди братства тех, для кого, в отличие от воинов дружины, жизнь не делится на мирную и походную. Изведыватель всегда в бою – и в мирное время, и особенно в час войны. Он владеет любым оружием: ножом, луком, мечом; а при надобности использует кубок, кувшин для молока, клюку или медное блюдо – что под руку попадётся. Но самое сильное оружие изведывателя – это зоркие очи, острый слух, холодный разум и звериное чутьё.

Вот и сейчас Ольг слушал своих тайных воинов в первую очередь как изведыватель, а только потом уже как князь. Приветствуя побратимов, Ольг почувствовал их внутреннюю собранность и некоторую озабоченность. В самом деле, после объятий полуколо расступилось, и князь узрел незнакомца, которого вывел из-за спин друзей Молчун.

– Это Гроза, княже, он из таврорусов. – Молчун кратко рассказал, как они встретились с Грозой. – Благодаря ему мы нашли Полидоруса, помнишь, слугу того греческого стратигоса, что был убит на Руриковом поле.

– Воин добрый, и страху в нём нет, – добавил Скоморох. – Меня и Ерофеича по Таврике так провёл, что ни единой живой души не встретили, хотя тайная стража греческая нас искала усердно. По горам что кошка по древу лазает, следы читает добре.

– А с нами ещё и ножевому бою поднаторел и ухваткам разным, – горячо добавил юный Ерофеич. – И змей не боится. Он страсть как хочет изведывателем быть!

– Что, проговорились? – недовольно заметил Ольг.

– Сам догадался, – ответствовал незнакомец. – Здрав будь, княже Новгородский и Киевский!

Синие, как волна в реке, глаза Грозы и зелёные, как морская заводь, глаза князя некоторое время изучали друг друга. Теперь не князь глядел на Грозу, а волхв, ведь только волхвы могут единым взглядом охватить человека и узреть его суть, а значит, прошлое и грядущее. Таврорус не отвёл взора, в глубине которого Ольг не увидел огня, а только пепел давно сгоревшего костра, и только на самом дне затаилась малая искра, позволявшая сему человеку жить и на что-то надеяться.

– Ну, посмотрим, – обронил князь. И уже весело добавил: – Угощать-то чем будете, гостинцев добрых привезли?

– А как же! – заулыбался Ерофей-старший. – Иль не купцы мы? Просим к столу! Вот, княже, виноград, сыр козий, вино греческое из таврического винограда, а это, – он торжественно водрузил на стол небольшой греческий кувшинчик, – их самый знаменитый соус. Отведаешь? Сейчас открою, – лукаво подмигнул Ерофей. Когда деревянная, чуть расширяющаяся кверху пробка была извлечена из горлышка, все невольно сморщили нос – в горнице запахло порченой рыбой. – Это их знаменитый рыбный соус, называется гарос, греки без него ничего не едят.

– Как сие можно есть, коли от одного запаха воротит, – отшатнулся Мишата, вместе с князем слушавший отчёт тайных воинов.

– А ну-ка, дай понюхать сию злачную пищу заморскую, – протянул руку князь и, едва поднеся открытую бутылку к носу, тоже скривился и расхохотался. – Эге, братцы, подобную снедь я у нурман пробовал, когда викингом был, видел даже, как её готовят.

– Нет, ну ничем, даже сим гадким греческим гаросом нашего князя не удивить! – с деланным великим расстройством молвил Скоморох.

– Ну как это не удивили, коли я юность свою вспомнил, через запах сей мне вон сколько картин из прошлого пришло, – вздохнул князь. – Только это, скажу вам, ещё не зловоние, вот коли б вы попробовали мясо акулы, которое вылёживается в земле, потом режется на полосы и на крюках развешивается на солнце, тогда бы прочувствовали, что есть настоящее зловоние. Ведь у акул, что в тех краях водятся, нет выхода для мочи, всё через кожу идёт, потому их есть опасно, вот нурманы и придумали способ, так сказать, обезвреживания, – снова с некой грустью улыбнулся князь.

– А вот еда получше, креветки, мидии копчёные, устрицы, крабы, в общем, морская живность всякая, это и мы с удовольствием пробовали, – подал деревянное блюдо Молчун.

Начались рассказы о том, что пережили «купцы» в нелёгком походе и что удалось узнать о намерениях Византии.

– Они нынче ослабели, как рассказал мне Полидорус, – рассказывал Скоморох, – то болгары их пощипали крепко, то Сицилии лишились, а оттого внутри недовольство, а в фемах смятение. Армия завязла в сражениях с арабами, и Болгарию поставить на место сил нет. А главное, за последние годы они флот свой крепко поизвели. Дромонов в полном боевом состоянии совсем немного осталось, на одних вёсел нехватка, у других парусов нет, третьи в ремонте нуждаются, на четвёртых команды не хватает.

– Мы и сами видели два их военных дромона в торговой гавани Херсонеса, – добавил Ерофей, – которые к купцам подрядились товар возить, оттого что содержание морякам платить нечем.