Не успел опомниться, в каптёрку вбежал наш взводный в сорочке.

— Сабуров, что ты натворил! — Ахнул он, отталкивая меня.

Ринулся тормошить гада, тот и оклемался. Только лыка не вяжет.

— Ты… ты ему челюсть сломал⁈ — Заорал взводный, ощупав. — Слава Богу, нет вроде.

Каптёр тут же подтянулся и ещё два юнкера засунули свои любопытные лица.

— Я вынужден доложить ротному, — показался и дежурный по роте юнкер Степан.

— Отставить! — Рявкнул взводный и, всех выгнав, закрыл дверь.

Максим уселся на пол, шмыгает, отплёвывается. На нём лица нет, сплошное месиво.

— За что этого–то, Сабуров⁈ — Выдавил командир роты, злой, как собака на цепи.

Молчу. Пар спустил, теперь понимаю, что перебор.

— Говори, ну, — настаивает.

Осознаю… нутром чую, если скажу истинную причину. Он с такой ногой меня заменит. Рисковать никто здесь не станет. Да я и не привык сор из избы выносить. Решили всё по–мужски. Между собой.

— Он — боксёр, я — боксёр, решили схлестнуться, — ответил всё же, покривившись от тлеющей боли в стопе.

— Так, понятно, — заключил на выдохе и произнёс удручённо. — Мне это не замять, Сабуров. Тебя бы под арест. Но заменить сейчас некем. Отмаршируешь завтра на совесть, если честь юнкера в тебе ещё не угасла. А потом ротный будет уже решать, что с тобой делать.

— Да он не, — замямлил подлец с пола.

— А ты рот закрой, — рыкнул на Максима взводный. — Рыло и твоё в пушку, знаю я, как ты задирать умеешь. Административное расследование позже проведём. Происшествие на роту повесят, но только после того, как Анастасия Николаевна отбудет из училища. Вздумаешь в обход меня докладывать, житья тебе здесь не дам.

Пакостник с разбитой рожей кивнул удручённо. Насупился.

Взводный на меня с грустью посмотрел. Подался и на ухо шепнул:

— Это ж сын князя Чернышова, о чём ты думал? Его батя тебя в порошок сотрёт.

— Отмарширую со знаменем перед Небесной принцессой и делайте, что хотите, — ответил я торжественно и без сожалений о содеянном.