— Да всё хорошо, — ответил и сглотнул, опуская взгляд.

Чую, что и другие ребята с группы заметили неладное, но промолчали. Отчеканил на плацу я отлично, без претензий со стороны командования.

— Ну смотри, — раздалось на выходе от офицера, который, похоже, устал не меньше нашего.

Вернувшись в казарму, я не стал спешить сдавать парадку с сапогами в каптёрку. Подождал, пока рассосутся все по умывальнику и кубрикам. Время позднее, по распорядку отбой уже прошёл, поэтому объявили, что построения не будет, сказали укладываться самостоятельно.

Совсем не хочется, чтобы юнкера заметили кровавую портянку. Тогда может встать вопрос о моей замене.

Юнкера косились на меня сидящего на стульчике кубрика, пока все не улеглись. Или почти все.

— А ты молодец, лучше всех отчеканил, — подсел ко мне Максим уже в белуге.

Молчу, и борюсь с желанием наброситься на него без выяснения всяких там обстоятельств.

— Товарищ подполковник тебя всему училищу в пример поставил, — продолжает. — Теперь семь потов с товарищей сойдёт.

— Что ты хочешь этим сказать? — Выдавил я.

— Да ничего. Ты молодец, всё доказал, что хотел. Как самочувствие? Давыдов сказал, что ты захромал под конец сильно. Что с ногой? Надеюсь, всё хорошо?

Сука ты, хотел сказать ему, но промолчал.

Поднялся и пошёл в сторону каптёрки, сжав челюсть от боли, которая теперь стала более противной, а вскоре уже тлеющей.

Чернышов за мной увязался.

— А отчего в кубрике не разделся, так бы всё принёс? — Ехидствует. — Аль к форме прилип, не находился такой красивый? Может, к зеркалу в умывальник сходишь, на себя полюбуешься, а?

Посмеиваются мимо проходящие юнкера с полотенцами.

Оборачиваюсь к нему уже у каптёрки. Лицом к лицу.

— Чего надо, Чернышов? — Бросаю ему в лицо, с желанием ещё и плюнуть.

— Как нога? — Интересуется издевательски. И у меня не остаётся сомнений, что это его рук дело. Его инициатива.

— Значит, это ты сделал, — шиплю на него.