— Домой! — счастливым эхом прозвучал ответ Петра. Кружки звонко звякнули, они выпили до дна. У Петра перехватило дыхание, из глаз крупными горошинами покатились слезы. Ивонин зачерпнул кружкой воду из ведра и подал. Петр, поперхнувшись, выпил, а когда спазмы прошли, навалился на тушенку с ржаным хлебом. В этот момент ему казалось, что ничего вкуснее в своей жизни он еще не ел, это не были эрзац-хлеб и постная говядина, которыми его пичкали в абвергруппе 102. Петр не заметил, как умял весь запас, выставленный Ивониным на стол, и смущенно посмотрел на него. Анатолий улыбнулся, плеснул из чайника кипятку в кружку и опустил в нее отливающие синевой кусочки сахара. Петр с наслаждением мелкими глотками пил обжигающий губы и пахнущий запахом черной смородины чай. Ивонин, согрев его теплым взглядом, извлек из верхнего ящика стола стопку бумаг, карандаш и предложил:
— Петр, ты тут пока без меня похозяйничай, а я смотаюсь в штаб полка. Сам понимаешь, надо доложить начальству.
— Конечно, конечно, — согласился Прядко.
— Заодно у тыловиков харчишкам разживусть. У фрицев, похоже, тебя не баловали.
— Дома и хрен сладок, — с улыбкой произнес Прядко.
— В общем, не стесняйся. И еще, если найдешь время, то набросай рапорт про то, как у фрицев воевал.
— Хорошо, постараюсь, — заверил Петр, опустил кружку на стол и потянулся к тетради.
— Да ты пей, пей! Напишешь потом! — остановил его Ивонин и, прихватив полевую сумку с документами на гитлеровских агентов, выскочил во двор.
Оставшись один, Петр допил чай, поднялся из-за стола, прошелся по комнате. Напряжение спало, голова перестала кружиться, он взял карандаш и принялся за составление рапорта. Сотни имен, фамилий кличек кадровых сотрудников и агентов абвера легко ложились на бумагу. Их, как молитву, он повторял будь то в Краснодаре, Абинске, Крымске, Евпатории и Вороновицах. Закончился девятый лист, перед глазами Петра начали расплываться строчки, мысли путались и терялись. Свинцовая усталость и кружка выпитого спирта, в конце концов, сморили его. Обволакивающая, словно ватная пелена, слабость разлилась по телу, стены, потолок закачались и поплыли, голова пошла кругом. С трудом сохраняя равновесие, он на непослушных ногах добрался до топчана и без сил рухнул, в меркнущем сознании настоящее переплеталось с прошлым и завертелось в стремительном калейдоскопе.
Цепкая память разведчика возвратила его в май 1942 года. Как наяву перед ним возникла искромсанная гусеницами танков земля, кровавое месиво из тел, щепок и земли. Спотыкаясь и падая, Петр бродил среди развалин расположения Особого отдела Юго-Западного фронта, но так и не обнаружил среди убитых ни Рязанцева, ни Силивановского. На его голос не откликнулось ни одно живое существо. Смерть безраздельно властвовала над полем боя. Отчаяние охватило Петра, по щекам катились слезы, он их не замечал и, как молитву, твердил приказ Селивановского:
«Петр, как бы тяжело ни было, ты должен возвратиться в абвер. Твоя информация не имеет цены! За ней состоят десятки обезвреженных нами вражеских агентов!»
«Должен! Должен!» — как клятву повторял Петр и направился на запад.
С каждым шагом, с каждым километром он отдалялся от боевых товарищей, отчаянно дравшихся и погибавших в окружении, чтобы выполнить задание Селивановского.
В абвергруппе 102 Петра встретили как героя. Отмечая перед строем командного состава и инструкторов «мужество, героизм и преданность великому рейху командира разведгруппы Петренко», Гопф-Гойер в заключение своей пафосной речи объявил, что он переводится в постоянный состав «группы» и назначается на должность начальника канцелярии. Он стал единственным из последнего набора агентов, кто удостоился такой чести. С того дня разведчик получил доступ в святая святых любой спецслужбы, ему предстояло заниматься подготовкой документов и легенд прикрытия для шпионов и диверсантов, забрасываемых в тыл Красной армии. Об этом Селивановский и Рязанцев могли только мечтать, но без связи с ними сведения, собранные Петром, лежали мертвым грузом.
Проходили дни, недели, наступил июль, а на связь с ним так никто и не вышел, и тогда на свой страх и риск он решил действовать. В Ростове-на-Дону, куда абвергруппа 102 передислоцировалась из Славянска, Петр в поисках помощника остановил выбор на местной девушке Вере Пивоварчук. Природная интуиция и профессиональный опыт разведчика говорили ему, что она станет надежным помощником. В своем выборе он не ошибся, отважная девушка не стала задавать лишних вопросов и согласилась помочь. Рискуя жизнью, Вера в беседах с агентами-курсантами выясняла их настоящие фамилии, имена и места жительства до войны.
Накануне переезда группы из Ростова в Краснодар собранные Верой и им лично сведения на агентов и кадровых сотрудников абвергруппы 102 Петр запечатал в пакет и поручил ей передать советским контрразведчикам после освобождения города от оккупантов. К разведывательным сведениям была приложена записка. В ней он писал:
В этой своей оценке Веры Петр Иванович не ошибся. Она выполнила его задание.
Сам Петр 11 августа 1942 года в составе абвергруппы 102 покинул Ростов и 13 августа прибыл в Краснодар. Штаб разместился в бывшем двухэтажном купеческом особняке по улице Комсомольской, 58, и скрывался под неброской вывеской интендантской службы. Полигоны, где натаскивались будущие диверсанты и террористы, были оборудованы в станицах Абинской и Крымской. На новом месте Петр продолжил свою полную смертельного риска тайную войну с опытным врагом и доказал, что смелый, находчивый разведчик и один в поле воин.
Занимаясь сбором материала, он одновременно всячески затруднял разведывательно-подрывную деятельность группы, первым под его прицел попал инструктор Роман Лысый. Он лез из шкуры, чтобы угодить немцам, в приступе служебного рвения готов был дневать и ночевать в учебных классах. Подготовленные им группы шпионов и диверсантов отличались особым фанатизмом и результативностью. Петр искал пути, чтобы скомпрометировать Лютого, и нашел. Тот был до мозга костей украинским националистом, в подпитии от него доставалось не только «клятым москалям», но и «немчуре». Слухи о «несдержанности Лютого» доходили до начальника группы капитана Гесса, сменившего на этом посту Гопф-Гойера, но он до поры до времени закрывал на это глаза. Чашу терпения переполнила националистическая листовка ярого антигерманского содержания. Ее обнаружил заместитель Гесса капитан Рудель при просмотре личных папок инструкторов. Все попытки Лысого убедить Гесса в том, что то была чья-то «вражеская рука» (то была рука Петра), оказались тщетными. Гесс приказал Лысого арестовать и после допроса расстрелять.