142

Ср. также «Открытое письмо литераторам к полугодовщине кончины В. В. Розанова» Э. Ф. Голлербаха:

«Смиритесь, русские писатели, задавите в себе “литераторов” и все “литературное” – мелкое тщеславие, честолюбие, стремление возвести свое писательское “я” в единственную, незыблемую ценность. Каждый из вас по-своему хорош, нужен, интересен, но поверьте одному, поймите одно: Василий Васильевич Розанов был первым мировым мыслителем, безумно-гениальным, гениально-неповторимым, неповторимо-великим! Создадим же ему вечную память. Будем изучать его произведения до последнего слова (многие и многие их не знают), будем распространять его мысли и раскрывать скрытое значение его слов. Заклеймим жалостью уличных зубоскалов, насмешливых глупцов, пошлых завистников, целые десятилетия лаявших на Розанова и до сих пор произносящих его имя с наглой и тупой улыбкой.

Розанов был пророком. Розанов был титаном, провидцем, святым. Он был святым, потому что гениальность и есть святость. У него было много недостатков, многое было в нем уродливо, но это нисколько не опровергает его святости: “нечто” (в “ничтожестве”), чтобы сознать себя; самосознание становится сильнее всего после вины; Грааль и Копье родственны.

“Свет из тьмы! Над черной глыбой

Вознестися не могли бы

Лики роз твоих,

Если б в сумрачное лоно

Не впивался погруженный

Темный корень их…”

(Вл. С.)

Розанов был нужен, как нужен был Христос, но “по-другому”, “по-современному”. Он не был вторым Христом, но не был и Антихристом, он был “Анти-антихрист”. В наш век псевдорелигиозности и псевдокультурности он был воплощенным Ренессансом истинной религии и культуры.

Будем любить Достоевского, Толстого, Вл. Соловьева, но еще больше полюбим (когда до конца узнают) Розанова. При всей своей слабости, он был сильнее их; при всей своей порочности – непорочнее, светлее, чище. Умирая, он благословил нас, литераторов, завещал забыть вражду и разделение, всех простил и у всех просил прощения. Благословим же и мы его великою любовью, великим сочувствием, великим пониманием. Будем славить его имя, невзирая ни на какие осуждения справа ли, слева, сверху или снизу. Необходимо воссоздать Петербургское Религиозно-философское Общество, несколько лет тому назад прекратившее свою деятельность, и назвать его “Религиозно-философским Обществом имени В. В. Розанова”. При нем должен возникнуть особый семинарий по изучению жизни и творчества Розанова.

Это будет лучшим памятником покойному великому мыслителю».

143

Вот постановление об аресте из его следственного дела 1927 года (опубликовано в книге «Сергей Дурылин и его время»): «Я, уполном<оченный> 6 отд<еления> СО ОГПУ Казанский А. В., рассмотрев следственное производство по делу №<47306> на гр<ажданина> Дурылина Сергея Николаевича, нашел, что таковой имел отношение к руководителю антисоветской группы почитателей писателя Розанова, Леману; давал последнему справки и устные сведения о настроениях, высказываниях Розанова и его биографии; сам же Дурылин пропагандировал некоторые моменты из учения Розанова, являющегося, несомненно, контрреволюционным. На основании изложенного полагаю: предъявить Дурылину С. Н. обвинение по ст. 58/14 УК. Мерой пресечения избрать содержание под стражей. Уп<олномоченный> 6-го отд<еления> СО ОГПУ Казанский».

В деле сохранился также ответ Сергея Николаевича на вопрос следователя о личном отношении к Розанову «как к писателю и философу», и он любопытен тем, что здесь нет той свойственной Дурылину романтической восторженности в отношении В. В.: «Я считаю, что существует не Розанов, а Розановы, так как в его сочинениях масса совершенно противоречивых взглядов и мнений. Меня, лично, интересовали два, главным образом вопроса, им разработанных. Это: критика Лермонтова и половой вопрос, тщательно Розановым обработанные. В этих разделах Розановской философии тоже противоречивость. Никогда нельзя сказать, какова будет следующая мысль. Так, за образец в половой жизни, в жизни семьи он ставит еврейство; остальным, по его мнению, народам далеко до них в организации половой жизни. Далее он развивает свой взгляд на еврейство в этом отношении, таким образом, он считает юдаизм “действительно природной материалистической религией для жизни, как философией сохранения рода” <…> Такая же беспринципность у Розанова и в других вопросах, например, в вопросах политических. В общем, он был пригоден для каждого правительства (какой-нибудь стороной)».

144

Платон мне друг, но истина дороже (лат.).

145