— Нет никаких знаков. Одно ясно: собирались они сами, чужие накидали бы всё кое-как, а тут даже оставленное — в полном порядке.

— Во! А говорил, в сыщики не годишься! Скотина у Савостиных какая была?

— Две коровы, — начал перечислять Горислав Борисович, — нетель, но к ней уже осеменителей вызывали, просто покуда не доится, четыре овцы и баран, куры, не знаю сколько, штук восемь, наверное, и петух — яркий такой, чёрный с красным. Всё, кажется…

— Свинья была?

— Да, конечно, поросёнка выкармливали, но он в хлеву заперт, его наружу и не выпускали никогда.

— Кошки, собаки?..

— Какая же это скотина? Были, конечно, и кошка, и собака. Кошка Дымка, серая, пушистая, уж не знаю, каких кровей. И Рогдай, это кобель, метис — лайка с овчаркой.

— Рогдай — ишь, как важно! И что, этот воитель смелый на цепи сидел?

— Когда на цепи, а когда и так бегал. Пёс умный, шкоды от него не бывало. И сторож хороший, чужих к дому не подпускал. На улице — любому хвостом машет, а в калитку не заходи — такой гам поднимет!

— На вас тоже лаял?

— На меня — нет.

— И как, по-вашему, можно всё это хозяйство втихую вывезти? На машину не погрузишь. Своим ходом, что ли, ушли? Этакий караван незаметно от людей не проведёшь. В прошлое они уйти не могли?

— Как? Без меня они не умеют.

— Ладно, пусть будет так. Поросёнка они зарезали; кровь во дворе — свиная, а все остальные, в том числе и куры, ушли своим ходом.

— Кур можно в плетёном коробе увезти. Живых кур Платон на рынок в коробе возил. Тесно, но поместятся.

— Короб на месте?

— Не видал. Кажется, нету.

— Значит, куры в коробке… Ружьё у Платона какое было?

— Двустволка. А точнее — не знаю, не разбираюсь я в ружьях.

— Между прочим, не зарегистрировано. Где он его взял?