• десивилизация общества (ослабление и упадок гражданского общества);
• маркетизация политики — внутренней и в какой-то степени внешней, т. е. вытеснение политических и национально-государственных составляющих рыночными, бизнесом.
Вообще, деполитизация и десивилизация общества начали развиваться с октября 1993 г., и к концу 1990-х плутократия в значительной степени преуспела в подрыве как политической сферы, так и гражданского общества — и та, и другое были приватизированы «семьями» плутократов. В последние 7–8 лет этот процесс ускорился и углубился, и многое в курсе центральной власти работало и работает на такой результат, когда политика превращается в административно-рыночно-репрессивную деятельность, а исходно хилое гражданское общество почти протягивает спирохетозные ножки. И тем не менее нельзя сказать, что это на 100 % результат сознательного курса на сужение гражданской и политической сфер. Во многих отношениях это системный и объективный, не зависящий от злой или доброй воли процесс, у которого сильные русские и мировые корни.
Суть в том, что и политика, и гражданское общество — феномены, нехарактерные для русской истории и русского общества. Оба эти феномена возникли на Западе (политика — в XVI–XVII вв., гражданское общество — в XIX в.). Они — роскошь и одновременно орудие западной цивилизации для решения её проблем. Для решения русских проблем ни политика, ни гражданское общество не годятся, они у нас не работают. В отличие от западной, в истории русской они появляются как продукт и признак разложения системы, социального упадка. Очаги гражданского общества впервые появились в России в 1870-е годы и исчезли в 1917 г.; политика в строгом смысле слова возникла в 1905 г. и кончилась в 1917–1918 гг. (формально с «мятежом» левых эсеров, по сути — с разгоном «учредилки»). Подчеркну, что и гражданское общество, и политика в пореформенной России часто носили уродливо-ублюдочный, фарсово-карикатурный характер.
Второе пришествие политики и гражданского общества — ещё более фарсовое и уродливое — состоялось в конце 1980-х как результат разложения советского коммунизма. На этот раз они оказались ещё более слабыми и менее жизнеспособными.
Русская история показывает, что по мере формирования её новых структур социальное пространство политики и гражданского общества сжимается. Иными словами, в русской истории гражданское общество и политика суть показатели упадка и регресса системы, а не подъёма и прогресса. Русские проблемы, будь то снизу или сверху, не решаются ни политическим, ни гражданско-общественным способом. Это не хорошо и не плохо — это реальность.
Впрочем, и на современном Западе нарастает процесс если ещё не полного упадка, то стремительного ослабления-отступления нации-государства, политической сферы и гражданского общества. Связано это с неолиберальной трансформацией позднего капитализма, когда капитал перестаёт нуждаться во многих прежних своих институтах, структурах и сферах и начинает обеспечивать проблемы капиталистического накопления иными способами. В этом плане у деполитизации и десивилизации постсоветского социума — не только русские властные корни и причины, но и мировые неолиберальные: неолиберальному
С неолиберальной глобализацией связан и развернувшийся особенно активно в последние годы процесс маркетизации внутренней и отчасти внешней политики РФ. Вообще-то, этот процесс — процесс вытеснения политических интересов государства экономическими интересами различных групп и корпораций — идёт во всём мире. Идёт он и в РФ. Многие политические комбинации в РФ, политика РФ в СНГ и в «дальнем зарубежье» — всё это преследует экономические цели, причём нередко вовсе не государства, а отдельных кланов, компаний или групп лиц. И это далеко не только сегодняшняя русская тенденция, а частный случай проявления общемировой тенденции деполитизации посредством экономической приватизации и приватизации власти. Об этой тенденции немало говорят и пишут на Западе (например, Ч. Льюис — руководитель американского Центра общественной чистоты, и многие другие).
VIII
В завершение хочу отметить следующее. РФ в своём развитии подходит к очень важной развилке, точке бифуркации, выражаясь пригожинским языком. Проедание советского наследия подходит к концу и, по-видимому, будет завершено к середине следующего десятилетия (аккурат к 2017 г.?), а, возможно, и раньше. После этого дальнейшее развитие РФ может пойти одним из двух путей. Либо центральная власть будет решать общесистемные проблемы за счёт экспроприации и депривации населения, что чревато взрывом и распадом страны, либо за счёт экспроприации огромного паразитического слоя коррумпированных чиновников и плутократов; это чревато внутриэлитной войной с подключением к ней криминала и этнократий внутри страны и внешних сил. То есть оба варианта опасны и чреваты серьёзными последствиями. Попытка отказаться от выбора, потянуть время даёт ситуацию Николая II, Керенского, Горбачёва.
Вообще, судьбоносные повороты и моменты в русской истории, повороты, ведущие к формированию новых систем, происходили именно тогда, когда проедалось наследие (прежде всего, материальное) предыдущей эпохи и вставала задача большого передела с ленинским вопросом «кто — кого». Таких моментов было два — в 1560-е и в 1920-е годы.
В первом случае было проедено наследие удельно-ордынской Руси (прежде всего, исчерпан земельный фонд для раздачи поместий), и власть посредством опричнины создала самодержавие — новую, центрально («государственно») ориентированную форму власти, ограничивавшую аппетиты тогдашних «олигархов» из нескольких кланов Рюриковичей и Гедиминовичей.
Второй случай — это ликвидация группой Сталина уродливой рыночно-административной системы НЭПа (треугольник «комначальник — руководитель треста — нэпман в качестве барыги») в конце 1920-х годов, когда стало ясно, что дореволюционное наследие проедено и впереди — олигархизация комвласти на коррупционной основе, сырьевая ориентация экономики, финансовая и политическая зависимость от Запада — весь набор постсоветских прелестей. Выбор группы Иосифа Грозного, как и Ивана Грозного, совпал с общенациональными задачами страны.
Сегодня мы накануне третьего поворотного момента в русской истории — национальный или криминально-плутократический (с распадом, криминально-гражданскими войнами, неохазариями и неоордами и т. п.) варианты развития. По сути, этот выбор обозначился уже в 1999–2000 гг., однако при всех тенденциях к развитию во втором направлении, окончательный выбор за время президентства Путина, за первые восемь лет XXI в. так и не был сделан, он остался в качестве наследия преемнику. Последний (даже если им вдруг окажется сам Путин — далеко не худший вариант) уже не сможет передать его дальше — нет времени, и это, пожалуй, первый «метафизический» итог восьмилетия — упущенное время. Конечно, Путину пришлось действовать в крайне неблагоприятных внутренних и внешних условиях, резко ограничивающих возможности политической субъектности. Но верно и то, что президент избрал неолиберальный экономический курс как средство преодоления этих условий и этот курс входит в острое противоречие с сохранением социальной и государственной целостности РФ. Чем-то придётся жертвовать. Сам императив выбора — ещё один «метафизический» результат президентства Путина.
Третий «метафизический» результат президентства Путина заключается в расставании с советизмом (даже в его постформе). За последние 7–8 лет почти окончательно ушла в прошлое эпоха, стартовавшая в середине 1970-х годов и характеризовавшаяся сырьевой переориентацией советской экономики, началом превращения номенклатуры и её явных и теневых прилипал в квазикласс и ослаблением позиций СССР на мировой арене. И дело не только в том, что за последние годы ещё более ослабли позиции РФ в мировой политике, а в значительной части СНГ проведена по сути зачистка от России. Дело в том, что за эти годы встало на ноги и вошло в жизнь поколение, либо не знавшее советской жизни, либо формировавшееся в период её разложения, — поколение, не прошедшее советскую образовательную школу, советскую армию, советские структуры повседневности, поколение, не «болевшее» за успехи советского спорта и, по сути, не получившее «объектов», которыми можно гордиться. Более того, это поколение, которое во многих отношениях вообще не имело опыта упорядоченной (хотя бы на советский лад) социальной жизни и для которого совстрой — почти такое же прошлое, как российское самодержавие. Под советской эпохой подведена черта.
Но в то же время и в мировой системе заканчивается эпоха, стартовавшая в середине 1970-х годов, — эпоха, главной характеристикой которой были понижательная волна Кондратьевского цикла, неолиберальная (контр)революция, «восстание элит» (против среднего класса и низов), т. е. наступление верхов на низы, ужесточение эксплуатации в капсистеме, возвращение последней к ситуации «железной пяты» начала XX в. (в этом плане возвращение РФ по многим социальным и экономическим показателям в Россию начало XX в. — часть мирового тренда, чем, правда, едва ли можно гордиться).
В ближайшее время начнётся демонтаж-трансформация системы мировой торговли, которая начала складываться в середине 1970-х, — об этом уже говорят открыто западные политики (см., например, выступление премьер-министра Великобритании Гордона Брауна 24 ноября с. г. на переговорах с премьер-министром Индии Манмоханом Сингхом). Этот демонтаж не может быть ничем иным, как началом болезненного, конфликтного и крайне опасного демонтажа западными верхушками отжившего своё капитализма и создания на его месте нового — посткапиталистического, — но вовсе не эгалитарного и свободного от эксплуатации общества, которое в чём-то может напоминать нынешнюю РФ. Последняя по хитрой диалектике мирового развития забежала вперёд и своим «либер-панком» в брутальной форме демонстрирует Западу кое-что из его будущего.
В одной временнóй точке — первое десятилетие XXI в. — сошлись концы двух эпох русской (советской) и мировой истории, сделав эту точку крайне сложной, плотной, перенасыщенной социальным динамитом, а потому готовой взорваться. Президентство Путина пришлось именно на эти годы — годы мирового великого перелома, когда «век вывихнут». В последний раз в русской истории такое «вывихнутое» взаимоналожение концов двух эпох — русской и мировой истории — имело место в начале XX в., оно пришлось на царствование Николая II.
Исторический реванш обеспечит образование
—