— Андрей Ильич, как Вы считаете, важно ли изучать глобальные проблемы более глубоко в рамках нашей системы высшего образования?

— Разумеется, важно. Однако, во-первых, надо четко определять, что такое глобальные проблемы и глобализация и не путать последнюю с интеграцией и интернационализацией, что происходит очень часто. Во-вторых, необходимо органично встроить изучение глобальных проблем, которые возникли вместе с глобализацией на рубеже 1970–1980-х годов (не раньше), в систему образования. В-третьих, необходимо изучать глобальных субъектов, которые — парадокс — возникли до глобализации (как говаривал Гегель, «когда вещь начинается, ее еще нет») и, по сути создали ее, использовав и оседлав объективные системные закономерности развития современного мира.

— Какой отпечаток, по Вашему мнению, накладывают реформы Высшей школы на образование сегодня?

— Нынешнюю «реформу» Высшей школы — внедрение «болонской системы» — трудно назвать реформой. По сути это погром-разгром нашего высшего образования. Если к этому добавить ЕГЭ, который касается прежде всего средней школы, но поскольку по его результатам поступают в высшую, то и он имеет отношение к «реформе» высшей школы. Я много писал и о ЕГЭ, и о «болонской системе» — все это есть в интернете, поэтому здесь скажу вкратце.

Что касается «болонской системы», то у нее три главные цели. Во-первых, это разрушение университета как социального института Модерна, обеспечивающего реально высокий уровень образования, тесно связанный с универсальным знанием и целостной картиной мира; «болонская система» подменяет реальное знание ублюдочным нечто, которое именуется «компетенцией». «Компетенция» — это сугубо практическое знание, а точнее даже не знание, а навык, в получении которого образование подменяется чем-то очень похожим на дрессуру. В результате резкого снижения качества образования и подмены образовательных принципов дрессурными университет стремительно вырождается в подобие обычного института-колледжа. В результате в университете резко увеличивается власть чиновника над профессором, резко возрастает формальная сторона обучения в ущерб содержательной, в результате чего выигрывают наиболее серые преподаватели, готовые адаптироваться к любой схеме; преподаватели иного типа маргинализируются и вытесняются.

Во-вторых, помимо деградации/формализации/бюрократизации обучения «болонская система» работает на его маркетизацию, на превращение в рынок услуг. В этом плане она — законное дитя неолиберальной контрреволюции, стартовавшей на рубеже 1970–1980-х годов тэтчеризмом и рейганомикой и означавшей не что иное как глобальный передел активов в пользу верхов и погром средних слоев во всем мире; собственно, «болонская система» это и есть удар прежде всего по средним слоям, который наносится в сфере образования и из сферы образования. Это образовательный передел, создающий информационно и образовательно бедных, легко манипулируемых и готовых к дальнейшей рыночной эксплуатации людей. Суть здесь в следующем. Допустим, человек приобрел некую компетенцию — узкую специализацию, которая была востребована на рынке в момент начала его обучения. Но в момент окончания ниша оказывается заполненной и в спросе уже другие узкоспециализированные компетенции. Что делать? Приобретать новые компетенции — за деньги, естественно, тем-то компетенции и отличаются от университетского/универсального знания, которое характеризуется широтой и глубиной и исходно позволяет относительно легко адаптироваться к поворотам судьбы. Как известно, узкая специализация (идиоадаптация) — тупиковый путь эволюции, в отличие от универсальной адаптации (ароморфоз). «Болонская система» и есть активное заталкивание большей части студентов на рельсы узкоспециализированной адаптации, т. е. в жизненный тупик.

Большей части, но не всех, и здесь мы подходим к третьему моменту.

В-третьих, поскольку «болонская система» не распространяется на богатые частные вузы, где учится верхушка, где готовят будущих хозяев жизни и где, в частности, строжайше запрещена тестовая система, которая отучает от главного — от умения ставить вопрос, проблему, то совершенно ясно, что оформляется двухконтурная система образования, направленная на достижение максимальной социальной поляризации в сфере образования perse и посредством сферы образования в обществе в целом. Разумеется, неравенство в образовании, в возможностях его получения существовало всегда. Однако в «доболонскую» эпоху представитель среднего слоя, поступавший в университет, получал возможность конкуренции с отпрысками верхушки. Конечно, такую возможность получали далеко не все поступившие и тем более далеко не все ее реализовывали. Однако она существовала, а вместе с ней существовала возможность конкуренции. В условиях, когда контроль над информацией и — шире — психосферой становится решающим фактором в развитии общества, мировая верхушка стремится устранить даже теоретическую возможность конкуренции со своими отпрысками представителей иных классов и слоев (разумеется, кроме тех, кого она сама решит отобрать и поставить себе на службу).

Подводя итог по поводу «болонской системы» отмечу, что это не столько образовательная стратегия, сколько социальная инженерия деструктивного типа, и надо сделать все возможное для ее саботажа и последующего свертывания — именно такого рода «партизанскую войну» ведут профессора многих европейских университетов.

Что касается ЕГЭ, то это уже не просто деструктивная акция, а социокультурная диверсия, направленная на разрушение образования. Это образовательный аналог гайдаро-чубайсовских реформ, направленных на разрушение экономики России и превращение ее в страну Третьего мира, в полуколонию. У этих действий — один источник, одни и те же авторы и проектировщики. Задача ЕГЭ — сделать обучаемого (в перспективе) потребителем. Когда-то А. А. Фурсенко откровенно сказал, что порок советской школы в том, что она стремилась воспитать человека-творца, тогда как задача школы в РФ и, соответственно егэшной реформы, в воспитании квалифицированного потребителя. А ведь это не просто подход к образованию, а целая философия — философия потреблятства, реализация которой в принципе лишает нашу страну возможности конкурировать на мировой арене. Так же, как гайдаро-чубайсовская реформа должна была превратить РФ в сырьевой придаток промышленно развитого Запада, не способный конкурировать с ним.

Я надеюсь, что со временем авторы и исполнители всех неолиберальных реформ в РФ — и экономической, и образовательной — получат по заслугам. Суд должен состояться, и не только суд Истории (он уже состоялся), но обычный уголовный.

— Какой путь следовало бы выбрать в образовании будущего поколения?

— Это сложный вопрос с точки зрения конкретики, поэтому ограничусь фиксацией общих параметров. Главными задачами образования как системы, органично и с необходимостью сочетающей воспитание и обучение, мне представляются следующие:

1) воспитание патриотизма и тесно связанных с ним гражданственности и нравственности;

2) воспитание трудовой этики и семейных ценностей — смысл ясен: продолжать род и трудиться;

3) научение думать, научение учиться, т. е. быть саморазвивающейся субъектосистемой;

4) обеспечение обучающегося целостной картиной мира, в основе которой лежат широкая эрудиция и рациональное универсальное мировоззрение;

5) обеспечение обучающегося глубоким эмпирическим и теоретическим знанием конкретного, специализированного предмета, который он изучает.

Иными словами, узкоспециальное знание — лишь элемент более широкого познавательно-мировоззренческого и нравственного комплексов, который вне и без этого комплекса бессилен, а порой просто опасен.

Разумеется, решить на практике эту пятерку задач труднее и сложнее, чем сказать об этом, но решать надо — вопреки всем обстоятельствам.