коммунистический фундаментализм против коммунистического традиционализма
Поскольку с середины 1960-х годов темы репрессий, лагерей, сталинизма официально практически перестали подниматься, доклады Хрущёва на XX и XXII съездах, официальная партийная версия советской истории «антисталинской пятилетки», т. е. хрущёвско-оттепельная фальсификация, превращалась в запретную, а потому необычайно привлекательную (подавляющим образом для либеральной на советский манер кукишвкарманной интеллигенции, т. е. такой, которая органично совмещала в кармане кукиш с партбилетом — его, в отличие от кукиша, она довольно часто вынимала) и «заслуживающую особого доверия» правду о советском обществе, о 1930-х годах (причём здесь главное место занял 1937 г.). Так ложь XX съезда стала запретной правдой, на монопольное хранение которой претендовала ЛСИ, таким образом хорошо подыгрывая власти: для официальной идеологии эта «монополия» играла важную роль дополнительного, запасного оборонительного эшелона.
Иными словами, именно шестидесятники закрепили версию XX съезда, работая таким образом на Систему, на освящение её уже именем не Сталина, а Ленина и эпохи «комиссаров в пыльных шлемах». Провозглашение норм той эпохи в качестве идеала и позволяет говорить о шестидесятничестве как о реакционной (ретро)утопии советского общества. Советскому («сталинскому») традиционализму коллективизации, индустриализации и войны ЛСИ противопоставила советский же («ленинский») фундаментализм (революция, Гражданская война, НЭП). Уход ещё дальше от традиции Система (выполняя это руками-мозгами фрондерского элемента) преподносила как возвращение к основам. А когда дело было сделано и миф о революции отработал своё, попыталась перейти к иным мифам — о войне, о Победе.
Шестидесятнический миф о XX съезде интерпретировал не только прошлое, но и настоящее — 1960–1970-е годы; в этом настоящем он трактовал не только советское общество, но и роль ЛСИ, причём в такой период, когда ЛСИ переставала быть элитарным слоем, превращалась в массовый, а потому переживала кризис идентичности и нуждалась в компенсаторных мифах.
В шестидесятническом мифе о XX съезде и об «оттепели» главные герои — Хрущёв и ЛСИ, противостоящие неким консерваторам. В мифе не оставалось места для либеральной номенклатуры и нелиберально настроенной части совинтеллигенции — они элиминировались, и главный конфликт изображался как борьба ЛСИ против консервативной власти за «курс XX съезда». Это примерно то же самое, как если бы в «Трёх мушкетёрах» основными противоборствующими сторонами были бы кардинал Ришелье, Рошфор и миледи, с одной стороны, и слуги мушкетёров — Гримо, Мушкетон, Базен и Планше — с другой. Вот потеха была бы. Но так — со слугами — в голову никому не приходит. А с совинтеллигенцией — пожалуйста.
И опять же этот миф был выгоден не только ЛСИ, теша её нарциссизм и компенсируя социальную ущербность, но и власти: он позволял скрыть главные конфликты 1950-х годов и главный вектор — превращение номенклатуры в квазикласс, постепенное включение определённых её групп в мировой рынок, т. е. в капиталистическую систему, и к тому же маскировал борьбу внутри самих властных групп, которые внешне, пропагандистски должны были всегда иметь облик монолита. И ещё одну задачу решал этот миф: он позволял скрыть, спрятать, заретушировать ту реальную силу, которая была субъектом демократической десталинизации снизу с начала 1940-х годов и страх перед которой заставил власть пойти на либеральную десталинизацию, лавры которой присвоила себе сначала партия, а затем — ЛСИ.
«Красненькие» и «зелёненькие»:
результаты совместного труда
Поразительно, но версия XX съезда в исполнении ансамбля партийной песни и пляски «Шестидесятники» просуществовала почти сорок лет в качестве якобы альтернативы официальной партийной схеме 1960-х — первой половины 1980-х годов. Более того, миф о XX съезде и сталинизме, который начали ковать на XX съезде и дошлифовывали в салонах ЛСИ в 1960–1970-е годы, стал важнейшим элементом мифов перестройки и 1990-х годов, демонизирующих и очерняющих всю историю советского общества. Его элементы хорошо различимы в «московских сагах», «арбатских детях» и прочей заказной чернухе, призванной доказать: самое страшное — это не наши дни.
В результате во многом на XX съезд, на Сталина, на советскую историю в целом многие смотрят глазами зрелой и сытой советской номенклатуры (и её обслуги), т. е. чужими, заинтересованными глазами «красненьких» и «зелёненьких», как сказал бы Э. Неизвестный. Заинтересованными в том, чтобы спрятать систему в людях, событиях, эксцессах; схоронить закономерное в случайном; укрыть лес за деревьями. Советская номенклатура как слой социально уже давно мертва, но немало остаётся тех, кто продолжает смотреть на прошлое широко закрытыми, мёртвыми, чужими глазами, ловится на фальсификацию, на ложь, на мифы, которые до сих пор блокируют, с одной стороны, реальное понимание советской истории вообще и того, чем был XX съезд, в частности, с другой — суть наших дней и их истоки, секреты постсоветских господствующих групп.
Более того, они оказываются настолько сильны и магнетичны, что порождают мифологические же антимифы. Появляются работы, в которых всерьёз утверждается, что именно ЛСИ — великая и ужасная, эдакий Майти Маус, реализовав антисоветский проект, разрушила систему и страну. Так меняются местами причины и следствия; шакал Табаки занимает место Шерхана, а бандерлоги — место удава Каа.
В других работах курс XX съезда объявляется курсом на реставрацию буржуазного строя, начало движения СССР по капиталистическому пути, и этот бред выдаётся за реальный теоретический анализ совсистемы. И вот что поразительно: фиксируемое ЛСИ как реставрация сталинизма, нынешние левые определяют как дальнейшее углубление курса на реставрацию капитализма! То есть для первых Брежнев — это почти (или нео-) сталинист, для вторых — почти (или нео-) каппутист. Впрочем, в сегодняшних спорах «левые» и «правые», «антимарксисты» и «марксисты» часто стóят друг друга интеллектуально и социально — как говорят в народе,
Не менее поразителен, по крайне мере на первый взгляд, тот факт, что «исследователи» XX съезда рассуждают о демократизации, либерализации, десталинизации, восстановлении ленинских норм — о чём угодно, но словно заговорённые обходят макросоциальные основы и корни XX съезда, не пытаясь анализировать ситуацию с позиций и в терминах социальных систем и их системообразующего элемента — господствующих групп, исторической смены форм организации последних, социальных слоёв, социальных интересов и т. д. Иными словами, принимают акцию прикрытия за базовую операцию, работают на самом поверхностном уровне — уровне пены, который к тому же «исследуют» на языке пропаганды и контрпропаганды, а по сути — всё той же советской мифологии, продукта фирмы «Партия и ЛСИ».
Ниже XX съезд будет рассмотрен в контексте общей логики развития исторического коммунизма (т. е. реально существовавшего в СССР строя, а не «нарисованного на холсте» учебников по научному коммунизму «социализма как ранней стадии коммунизма») как системы, как результат и выражение:
• отношений господствующих групп советского общества и этого общества в целом и, прежде всего, его наиболее активной, модальной части в период структурной перестройки (кризиса) групп и общества в 1950-е — начале 1960-х годов;
• решения базовых противоречий (и связанных с ними конфликтов внутри) номенклатуры как системообразующего элемента общества;
• превращения номенклатуры из слоя в себе в слой для себя, т. е. в квазикласс;
• борьбы за место в иерархии квазикласса основных оргсегментов номенклатуры и их лидеров («личная борьба за власть»);
• фиксации номенклатурой своего отношения как зрелой группы к генезисной и к ранней («харизматической» и «традиционной») стадиям, дистанцирования от них;
• фальсификации при этом истории таким образом, что суть системы и весь негатив ранней стадии прятались в деятельности одной личности, и это был прямой выход на решение первой задачи — регуляции отношений с обществом, выпускание пара безопасным для зрелой номенклатуры способом.