Книги

Россия между революцией и контрреволюцией. Холодный восточный ветер 4

22
18
20
22
24
26
28
30

В самих высших учебных заведениях БС резко увеличивает значение формального, функционального аспекта по отношению к содержательному — он становится второстепенным; увеличивается власть бюрократа от образования над профессурой, а в преподавательском составе от БС выигрывают наименее творческие и наиболее слабые преподаватели, легко принимающие любую форму и действующие в союзе с бюрократом.

БС — это такая же часть неолиберального проекта как мультикультурализм, толерантность, движение геев и лесбиянок и тому подобное. И цель у нее та же, что и у неолиберального проекта — разрушение общества Модерна, европейской цивилизации и христианской (особенно православной) культуры. Я уже не говорю о том, что БС отсекает от реального образования, а следовательно в будущем — от общественного пирога — огромную массу населения. Так, помимо прочего, верхушка решает проблему устранения социальной конкуренции, грозящей их детям и внукам, ведь в учебных заведениях для верхних 2 % нет ничего из БС, нет также тестовой системы, там принципиально иная система образования, которая готовит хозяев жизни, «хозяев истории». Поэтому сопротивление БС — это форма классовой борьбы, сопротивление тому, что А. Грамши называл «культурной гегемонией» буржуазии. Кроме того, такое сопротивление — долг каждого цивилизованного европейца, защищающего исторические достижения своей цивилизации. Поэтому БС нужно саботировать — средств для этого много, было бы желание. Думаю на этом можно поставить точку, тем, кто хочет больше подробностей, рекомендую посмотреть мои статьи против БС в Интернете.

— Если структура русской истории связана, как Вы пишете, со структурой североатлантической истории, с ее циклами накопления капитала и гегемонии, то какова возможность Запада планировать покорение России?

— Действительно, после того как в XVI–XVIII вв. в Западной Европе возник и оформился новый хищный геоисторический субъект — североатлантический, который создал капитализм в его трех ипостасях (собственно капитал, государство/state и закрытые наднациональные структуры мирового согласования и управления), а в северо-восточной, русской Европе — другой новый субъект, самодержавие, их развитие протекает параллельно и в то же время в борьбе.

Так, голландскому циклу накопления капитала (и, соответственно, голландской гегемонии) в мировой капиталистической системе соответствует Московское царство, британским циклу накопления и гегемонии — Петербургская империя, американским циклу накопления и гегемонии — СССР.

Тесная связь между западным (капиталистическим, североатлантическим) и русским (самодержавно-коммунистическим, евразийским) потоками развития проявляется в мировых войнах. Как известно, когда в истории капиталистической системы прежний гегемон вступал в полосу упадка, появлялись претенденты на его корону. После «ухода» Голландии это были Великобритания и Франция, после «ухода» Великобритании — США и Германия (формально, поскольку реально ситуация в XX в. была сложнее, чем в XVIII — начале XIX в.). Нетрудно заметить, что один из претендентов был морской державой (Великобритания, США), а другой — континентальной (Франция, Германия). Во всех мировых войнах за гегемонию внутри капиталистической системы — британско-французских (1756–1763, 1792–1815 гг.) и англосаксонско-германских (1914–1918, 1938–1945 гг.; 1938 г. — я веду отсчет реального начала последней Мировой войны XX в. с Мюнхенского сговора) морские державы, англосаксы брали верх над континенталами. Из этого нередко делается вывод о принципиальном преимуществе морских держав над континентальными, англосаксов — над французами и немцами. Вывод этот, мягко говоря, неверный, а если называть вещи своими именами — лживый. Он делается при полном игнорировании роли России и русского театра военных действий — восточного фронта — в мировых войнах. При всей важности морской войны и флотов, мировые войны выигрывались на суше, и решающую роль в этих победах играл гиперконтинентальный союзник англосаксов Россия. Именно Россия нанесла поражение Наполеону, размазав его армию по русскому пространству; именно Россия спасла в 1914 г. Париж, после чего о немецкой победе можно было забыть; это — не говоря о том, какие немецкие силы оттягивала Россия на востоке; именно СССР разгромил Гитлера — англосаксы открыли второй фронт только тогда, когда стало ясно: русские разделаются с рейхом и в одиночку.

Парадокс: Россия и СССР, не претендовавшие на роль и место гегемона капиталистической системы, своим участием, своей людской, пространственной и экономической массой решали исход борьбы за то, кто будет «властелином капиталистических колец».

Еще один парадокс: этот исход они решали в пользу своего главного (с конца XVIII в.) геоисторического и стратегического противника — англосаксов, который ситуационно тактически оказывался союзником в мировой войне. Разумеется, и французов, и особенно немцев англичане (а Гитлера и американцы) умело натравливали на Россию/СССР, сталкивая европейские и евразийского континентальных гигантов в своих интересах, но это уже вопрос дипломатии и разведки.

В борьбе за Европу англичане с XVI в. последовательно и логически двигались с запада на восток, убирая одного своего конкурента за другим: Испания, Франция, Германия. К борьбе с евразийским гигантом в XIX в. они привлекли все великие державы Запада (Крымская война), а в XX в. англо-американский союз привлек к решению этой задачи весь Запад и значительную часть мира — от Японии и Китая до арабских монархий и латиноамериканских диктатур (Холодная война). Разумеется, без предательства и капитуляции части советской верхушки Западу не удалось бы одержать победу в Холодной войне, но это отдельная тема. Сейчас мы говорим о геополитике, в частности о том, что сегодня англосаксы в их Drang nach Osten докатились до Китая, но ситуация для них осложняется тем, что часть англо-американской верхушки и сшившего их еврейского капитала по тактическим соображениям заинтересована и в Китае с его юанем и в существовании относительно сильной России как противовеса Китаю. Иными словами, игра планировщиков истории усложнилась, а время — кризис — поджимает. И здесь мы подходим к очень важному вопросу — о планировании в истории.

— Мне кажется, здесь мы подходим к очень важному вопросу — о возможности планировать ход истории.

— Одно из главных отличий капитализма от других систем, его главная тайна заключается в том, что его история с определенного, причем довольно раннего момента, примерно с середины XVIII в. приобретает проектно-конструируемый, если угодно, направляемый, номогенетический характер. Нельзя сказать, что до XVIII в. никто, никакие группы и силы никогда не предпринимали попыток направить ход истории тем или иным образом. Однако эти попытки, за редкими исключениями, во-первых, носили локальный характер; во-вторых, были краткосрочными и, как правило, проваливались; в-третьих, до середины XVIII в., а точнее до хроноотрезка 1750–1850-х годов для такого рода попыток не было серьезной производственной базы.

Возможности проектировать и направлять ход истории, конструируя ее, зависят от нескольких факторов:

• наличия организации, способной ставить и решать задачи подобного рода, т. е. обладающей геоисторическим целеполаганием, способностью к стратегическому планированию в мировом масштабе и волей действовать на этой основе;

• адекватного объекта манипуляции как средства решения задач проектно-конструкторской (геоинженерной) исторической деятельности;

• наличия финансовой базы, обеспечивающей доступ к власти и собственности и сохранение прочных позиций в обеих этих сферах;

• контроля над информационными потоками при значительной роли последних в жизни общества или, как минимум, его верхов;

• наличия структур рационального знания, анализирующего закономерности истории, массовые процессы и социальные группы в качестве объектов и средств реализации проектно-конструкторской деятельности.

— И все это, по-вашему мнению, появилось в Западной Европе в XVIII веке?

— Да. Организацией, способной определенным образом направить ход истории, было английское масонство, опиравшееся на финансовую мощь Сити, мощь операторов мирового рынка (буржуазии), аристократических клубов и, конечно же, государства Великобритании. В конце XVIII в. к масонам «присоединились» иллюминаты, «созданные» иезуитами для борьбы с масонством, но вышедшие из-под их контроля, а сами масоны получили сработанную ими оперативную базу — искусственно созданное, полигонно-историческое государство США, куда вскоре устремились и иллюминаты, процветающие там до сих пор (Йель: «Череп и Кости»), и другие группы и структуры, неуютно чувствовавшие себя в Европе.

В середине XVIII в. удивительным образом одновременно возникли и адекватный объект манипуляции — массы («вещество»), и мощнейшая финансовая база — деньги («энергия»), и новые информпотоки («информация»).