«Притирка» двух государств в общем котле продолжалась почти десять лет. Поднялась волна неприятия со стороны части молдавской элиты, недовольной игнорированием интересов молдаван. Проблема недовольства объединительными процессами транслировалась и представителями других государств, в частности на заседании следующей Парижской конференции (Париж, 26 февраля 1866 г.), на которой представитель России барон Будберг заявил, что, по мнению российской стороны, «подавляющее большинство молдаван желают разъединения»119.
Собственно, все закончилось гораздо раньше. Вигель в своих «Воспоминаниях» дал четкую характеристику ситуации: «Осенью не осталось ни малейшего сомнения насчет намерений всемирного завоевателя, быстро к нам приближавшегося, никаких надежд не только на продолжение с ним мира, но и на кратковременную отсрочку войны. Мы с турками сделались уступчивее, сбавили спеси и, вместо двух больших княжеств, стали ограничиваться рекою Прутом и узкою Бессарабией, мне после столько знакомою. С этим делом скорее можно было поладить; прошел даже слух, что Кутузов, столько же дипломат, как и воин, успел уже подписать о том и трактат, и Марин, более царедворец, чем поэт и воин, успел уже на этот случай написать стихи, в которые вклеил каламбур, что старик наказал мусульман и мечом и Прутом»120.
Дальнейшие события, в том числе попытка протеста против объединительных процессов со стороны молдавских активистов, привели к кровавой расправе над ними, совершенной валашскими войсками121.
Опять же основная масса сельского населения оставалась просто в неведении относительно происходящего.
В первой половине XIX в., до начала процесса объединения княжеств и формирования румынского государства, Россия еще питала надежды на то, что ее влияние распространится на оба Дунайских княжества (см. ниже). Можно лишь предполагать, что на том этапе России было даже выгоднее усматривать валашско-молдавскую общность. Последующие события, в том числе формирование самостоятельного румынского государства, сопровождались этнообъединительным валашско-молдавским процессом, в ходе формирования новой этносоциальной общности румын, с сохранением самоназвания «молдовень» как регионализма (у запрутских молдаван). При этом население запрутской части Молдавского княжества испытало и этнотрансформационный процесс, когда запрутские молдаване, как уже отмечалось, оказались вовлеченными в процесс румынизации. Напомним, этнотрасформационные процессы, называемые в научной литературе еще этногенетическими, характеризуются сменой основного признака этноса – этнического самосознания. И действительно, со временем, после процесса завершения этнополитического строительства Румынии, запрутские молдаване стали осознавать себя частью румынского государства и идентифицировали свою этническую идентичность как румыны.
Дополним, что в ходе изменения этнического имени частью этносоциального организма (речь идет о запрутских молдаванах, которые, с образованием Румынии и при соответствующей политике, осознали себя румынами), та часть этноса, которая меняет этническое имя, испытывает этнотрансформационную сепарацию. Для той части этноса, которая сохраняет свое этническое имя и не меняет этническое самосознание, как в случае с бессарабскими молдаванами, этот процесс является этноэволюционным.
Для того чтобы полностью завершить характеристику этнических процессов периода становления и развития румынского государства, необходимо подчеркнуть, что этнотрансформационную сепарацию, пережитую запрутскими молдаванами, в их среде дополнял процесс этногенетической консолидации, под которой следует понимать процесс слияния нескольких родственных по языку и культуре этнических единиц в одну новую, более крупную этническую общность122. В рассматриваемом случае это румыны.
Что касается бессарабских молдаван, то они оказались в совершенно иных условиях. Самым главным отличием их от запрутских соэтников было то, что они, в силу исторических обстоятельств, были исключены из процесса нациестроительства в ходе оформления румынской государственности. На государственном уровне им никто не пытался присвоить иное этническое имя123. Таким образом, они в ходе дальнейших этнополитических процессов переживали этноэволюционные трансформации. Более того, преференции со стороны властей Бессарабия продолжала ощущать даже после 1873 г., когда она влилась в состав российских губерний124. Сохранению молдавскости способствовала и церковная политика в Бессарабии125, в том числе сохранение кириллического письма, в религиозной и светской литературе и в региональной периодике того времени.
Румыния же в ходе своего государственного самоутверждения латинизировала письменность и получила в 1885 г. румынскую автокефалию. Причем уже в 1919 г., при первом румынском митрополите Мироне Кристя, территория Бессарабии была подчинена Румынской православной церкви126, несмотря на протесты Русской православной церкви127.
Амбиции двух империй не ограничивались результатами военной компании 1853–1856 гг., ситуация подстегивалась и национальным движением, активизировавшимся за Прутом в 60-70-х гг. XIX в. Поэтому вполне объяснимым является привлечение русских офицеров для описания пограничных регионов юго-западных окраин империи. Собственно, внимание к Бессарабии со стороны военных проявляется еще с событий, связанных с 1812 г. Вышедшее в конце XIX в. «Статистическое описание Бессарабии, собственно так называемой, или Буджака» С.И. Корниловича было посвящено вновь приобретенной Россией территории и описывало ее состояние периода 1812–1828 гг.128
За 1848–1858 гг. было подготовлено порядка шестнадцати описаний различных территорий Российской империи. К концу 50-х гг. офицеры Генерального штаба охватили исследованиями большую часть губерний и областей. С 1860 г. описания стали выходить по нескольку томов в год, под общим заглавием «Материалы для географии и статистики России, собранные офицерами Генерального штаба». Согласно данным крупного российского дореволюционного историка А.Н. Пыпина, к 1865 г. вышло уже более 20 описаний разных губерний и областей по общему плану129, который был составлен в 1858 г. при департаменте Генерального штаба. Кстати, до конца Второй мировой войны данные материалы были засекречены.
Офицеры Генерального штаба. Возвращаясь к трудам русских авторов, писавших о Бессарабии и молдаванах, следует назвать труды двух офицеров Н.М. Дарагана и А.И. Защука. Оба автора – офицеры Генерального штаба.
Н.М. Дараган. Книга Николая Михайловича Дарагана увидела свет в 1849 г.130 Это было начало периода осмысления царским правительством итогов революционных событий в Европе, в том числе и в ее юго-восточном направлении.
Работа включает в себя пять разделов: общий взгляд на Бессарабскую область, местность, жители, промышленность, образованность, специальные сведения.
Автор подчеркивает особое, стратегическое месторасположение края: «…Политическое положение Бессарабии, как пограничной области государства, недавность присоединения ее к России Бухарестским трактатом 16 мая 1812 года, стратегическая важность баз и операционных линий, ею представляемых, делают в ней необходимым постоянное расположение войск»131. Подобный взгляд на Бессарабскую область во многом объясняет повышенное внимание военных к данной территории.
Давая характеристику Бессарабии, Н. Дараган разделяет ее «на две совершенно разнородные половины. Северная и средняя ее часть населены преимущественно жителями молдавского происхождения, а в северо-западной части Хотинского уезда и по берегам Днестра русняками, перешедшими из Галиции, и укоренившимися здесь с давнего времени; южная составлена из новых переселенцев различного происхождения: великороссиян, казаков, некрасовцев, болгар, молдаван, волохов, сербов, армян, швейцарцев, вертемберцев, баварцев и проч., подчиненных даже разным направлениям. Города и местечки занимаются преимущественно евреями, в обеих частях Бессарабии. Кроме того, в Бессарабии, особенно южной, находится значительное число иностранцев: они занимаются управлением колониями, ремеслами и торговлею»132.
В свойственной авторам XIX в. манере автор представляет образ молдаванина: «…Молдаваны народ кроткий и ленивый, но не лишенный способностей: ума более замысловатого нежели остроумного, более хитрого, нежели смышленого; характера более спокойного, нежели предприимчивого, страстей более сильных и быстрых, нежели глубоких и продолжительных; черты лица, большею частью красивые и правильные, имеют довольно резкий, отличительный тип, напоминающий южные физиономии»133. Одновременно автор применяет этноним «румыны» и глотоним «румынский язык»134, что дает основание сторонникам румынофильских взглядов использовать слова автора в подтверждение своей концепции135.
В книге достаточно обстоятельно представлена культура повседневности молдаван136, обращается внимание на специфику сезонных работ молдаван, подчеркивается своевременность введения правового регулирования взаимоотношений между владельцами земли и «царанами» (крестьянами)137.
Весьма показательно выглядит описание Дараганом привилегированного сословия бессарабских молдаван, рисуемого в середине XIX в., в основной своей массе инертным и глубоко законсервированным. Кстати, допустимо предположить, что именно благодаря этой инертности и законсервированности основная часть молдавской элиты оказалась мало вовлеченной в процесс румынизации сознания, прежде всего внутри своего сословия: «Обращаясь к владельцам помещикам в Бессарабии, нельзя не сказать, что кроме тех лучших бессарабских фамилий, которые остались в Бессарабии с присоединением ее к России и к которым принадлежат князья Кантакузины, Гики, Балшь, Стурзы, Рознаваны, Катаржи и проч., весьма немного находится в крае древних аристократических родов. Большая часть мелких владельцев принадлежит к низшему классу, из которого они вышли, пользуясь стечением обстоятельств во время смутного времени войн, и когда еще совершенный порядок не водворился в управлении. Оттого они живут, большею частью уединенно, в прежних привычках и с прежними понятиями, не улучшая своего быта, не сохраняя должной положительности в своих делах. Их дворянские выборы еще далеки от того порядка, который начертан в законе, между тем как из 4239 дворян, числящихся в крае, только 98 человек имеют право участия в выборах. Должно однако же прибавить, что время и стройность нынешнего правления, обещают, по крайней мере в молодом поколении, и из среды мелких дворян, людей образованных»138.
Рассуждая об образовании, автор демонстрирует подход, свойственный российскому аппарату управления, который распространял принцип унификации населения на окраинах российской империи, в том числе и в Бессарабии, основываясь прежде всего на религиозной идентичности. Так, давая характеристику местному населению, автор прежде всего фокусирует свое внимание на распространении греко-российских православных обрядов среди массы поселенцев края: «Кишиневская епархия приобрела уже много новых христиан в задунайских переселенцах. Ныне под ведением ее находится более семи сот тысяч христиан разных племен, обычаев и наречий. Русские, молдаване болгары, русняки, некрасовцы, составляющие народонаселение Бессарабии, подчинены одной консистории и одному архиепископу. Обряды молдаван и болгар нисколько не различествуют от обрядов грекороссийской церкви, несмотря на столь долгое их разобщение, если исключить их неприятный напев в нос, взятый от греков, да еще некоторые, самые незначительные отступления, как, например, ударение в било, особые клобуки монахов и проч. На свадьбе, крестинах, похоронах, на святки и в некоторые другие праздники есть между этими племенами свои народные обычаи, имеющие однако же общие славянские черты. Особенных обрядов, заслуживающих здесь описания, которые бы имели влияние на нравственность народа, нет ни у молдаван, ни у болгар, ни у русняков. Как люди еще необразованные, они суеверны: но между ними нет также ни особенных поверий, ни преданий, ни даже мест, особенно чтимых народом, куда бы стекались из многих селений на поклонение <…>, это должно приписать именно тому, что племена здесь поселенные, не искони живут в Бессарабии, служившей поприщем многих различных народов. Для русских, болгар, для молдаван даже, Бессарабия имеет мало национально-исторического интереса»139.