Из приведенной цитаты видно, что автор ни на йоту не отходит от поставленной цели – дать описание местности и населения на предмет его лояльности и возможности взаимодействия в случае военных действий. Н.М. Дараган, делая упор на общую православную идентичность большей части населения края, не сильно углублялся в изучение традиционно-бытовой народной культуры. Обращает на себя внимание ошибочное отнесение молдаван к некоренному населению края, равно как отсутствие у них «национально-исторического интереса» к родной земле. Подобное голословное высказывание вызывает по меньшей мере недоумение.
Собственно мнение, прозвучавшее в книге, можно было бы рассматривать как личную ошибку отдельного автора140, другое дело, когда речь идет о серии «Записок офицеров Генерального штаба»: в этом случае подобное высказывание приобретает уже по крайней мере ведомственную точку зрения. Напомним, что в России позиция военных всегда пользовалась особым весом.
Показательны высказывания Н. Дарагана о состоянии образования в крае. К середине XIX столетия в Бессарабии уже функционировали «гимназия, с учрежденным при ней благородным пансионом, семинария, училище для детей канцелярских служителей, 6 уездных и 11 приходских и ланкастерских училищ. Частных пансионов 11, из коих “4 мужских, 7 женских и 1 еврейское”. Кроме того, в колониях и казенных селениях имеется 111 приходских училищ и 55 сельских школ и 1 учебное заведение у графини Едлинг, в котором воспитывается 30 мальчиков и 14 девочек. В этом отношении болгары и государственные крестьяне далеко опередили жителей молдавского происхождения, между которыми ни образ жизни, ни довольство не заставляют еще чувствовать необходимости грамотного воспитания <…>. Число учащихся к числу жителей области относится как 1: 80. Это чрезвычайно мало; но если исключить 500 тысяч молдаван, то выйдет, что из грамотного населения Бессарабии V учащихся в самой области141. Это показывает, что заведений для обучения, по требованию народа, весьма достаточно, и остается только желать, чтобы молдавское народонаселение достигло скорее того благосостояния, которое допускает уже систематическое умственное развитие и рождает в нем потребность»142.
Комментарии Н. Дарагана в отношении молдавского населения вполне могут вызвать возмущение у неподготовленного читателя. Но его взгляд на местное население подтверждает наш комментарий, прозвучавший выше, о пренебрежительном отношении центральных властей и отдельных их представителей к народам окраин, вне зависимости от их месторасположения. Бессарабия – не исключение. В немалой степени на подобном отношении сказывалось владение населением русским языком. Чем меньше владел народ русской речью, тем критичнее его оценивали русские чиновники. Болгары, русины/руснаки и малороссы143 находились в этом отношении в более выгодном положении, в связи с тем, что, являясь славянскими народами, легче приобщались к русскому языку. Немалое значение имел язык, на котором велись службы в церкви. В молдавских селах это был родной молдаванам язык.
В рукописных материалах Одесского общества истории и древностей, ЦНБ НАН Украины им. Вернадского хранится рукопись В. Курдиновского «Легенды в Бессарабии»144. Будучи сам богослужителем, автор подметил в ней один из конкретных механизмов ассимиляции русинов Бессарабии, или, как писал он, омолдаванивания села: «Поп-молдаванин, десятки лет священствуя в малорусском селе, не научивается говорить по-малорусски, а приход его <.. > научается молдавской речи, и дети уже часто забывают малорусскую речь родителей своих». Ситуацию подобного рода он отмечал даже «в отдаленных <…> селах Хотинского уезда».
В продолжение разговора можно вспомнить еще один показательный пример из творчества классика украинской литературы Михаила Коцюбинского145. В одном из произведений его «Бессарабского цикла», в рассказе «Пекоптьор», при описании взаимоотношений молодых людей в молдавском селе, приводится диалог юноши с его девушкой, в котором молодой человек хвастается подруге, что уже выучил армейские команды на русском языке146.
Кстати, сохранение определенных льгот, в том числе в использовании молдавского языка, способствовало сохранению языковой дистанции, особенно в общении безграмотных в основной своей массе селян-молдаван с государственными чиновниками и администрацией.
На языковом восприятии сказывалась и политика царской России. С 1828 г. ограничено хождение и использование молдавского языка в Бессарабии, а с 1873 г., после присвоения ей статуса губернии, преследования языка ужесточились. В частности, выпускавшиеся с 1859 г. «Бессарабские областные ведомости» достаточно длительное время были двуязычными, выходившими на русском и молдавском языках. Когда же они стали именоваться «губернскими», публикации на молдавском языке и вовсе прекратились. Такая же ситуация сложилась и с первым молдавским журналом «Бессарабские епархиальные ведомости» (начал издаваться с 1867 г.), первое время печатавшимся тоже на двух языках. Примерно в это время на Украине с 1863 г. было запрещено использовать «малорусский язык»147. На этом дело не остановилось, и 30 октября 1884 г. было разослано секретное распоряжение, призванное ограничить использование «малорусского наречия»148. До 1918 г. в Бессарабии не уделялось достойного внимания как молдавскому языку, так и, как мы сказали бы сейчас, языкам меньшинств149.
А.И. Защук. Еще один исследователь в погонах – А.И. Защук 150, автор двухтомного труда «Материалы для географии и статистики России, собранные офицерами Генерального штаба. Бессарабская область». Книга увидела свет в 1862 г. Скрупулезность и глубокое вникание в суть изучаемых вопросов, а также красивый стиль изложения материала сразу обращают на себя внимание читателя. Есть еще одна важная деталь. Работу отличает научный подход, это становится видно уже по предисловию, где А.И. Защук приводит историографию печатных работ и источников, опираясь на которые он подготовил книгу151.
Описание Бессарабской области включает в себя следующие разделы: разделение области, физические свойства поверхности, гидрография, пути сообщения, климат, естественные произведения (речь идет о местных культурных растениях, животных и полезных ископемых), жители, промышленность (раздел включает в себя характеристику сельскохозяйственной промышленности, мануфактурной промышленности, торговли), образовательность (раздел «образовательность» освещает состояние религиозного и гражданского образования), отдельно рассматривается состояние нравственности местного населения (автором осуществляется анализ совершенных преступлений).
Далее автор останавливается на освещении «внутреннего и внешнего быта жителей Бессарабии», знакомя читателя с традиционно-бытовой культурой молдаван.
Последний раздел первой части «Материалов для географии и статистики» А. Защука о Бессарабской области посвящен «особым учреждениям Бессарабской области». Читатель получает возможность познакомиться с описанием положения и основных характеристик традиционной культуры и быта задунайских переселенцев, немецких колонистов, государственных крестьян.
Завершает изложение первого тома описание различных сторон жизни и повседневности Новороссийского казачьего войска.
Второй том, или, как его обозначил А.И. Защук, – вторая часть, «Материалов для географии и статистики России» подробно освещает управление краем. Рассмотрение данного вопроса автор осуществляет, давая характеристику организациям по их принадлежности к различным государственным ведомствам (Министерство культуры, Министерство юстиции, Министерство финансов, Министерство народного просвещения, Министерство государственных имуществ, Духовного управления, Военного ведомства, Ведомства путей сообщения и публичных зданий, Почтового ведомства).
Отдельно рассматриваются городские, уездные и окружные учреждения по ведомственной принадлежности. Представлены разделы с анализом податей и налогов.
Вторую часть второго тома А.И. Защук посвятил сведениям о городах и селениях края.
Несмотря на некоторую громоздкость и разбросанность материала, собранные А.И. Защуком сведения о Бессарабии представляли в середине XIX в. наиболее полную и, самое главное, комплексную картину состояния области.
Повествуя о молдаванах, Защук относит их к потомкам романизированных даков, излагая, собственно, теорию континуитета. Автор констатирует: «…Самое название румыны (римляне), сохраняемое молдавским племенем, дают повод считать их происхождение западным»152. При этом автор подчеркивает, что «происхождние молдавского племени до сих пор составляет предмет, не вполне разрешенный историческими разысканиями»153.
Продолжая эту мысль, он дает краткую этнопсихологическую характеристику молдаванам: «Это племя мирное, покойное, до сих пор не могущее забыть долгих веков угнетения; его грустное прошедшее равно отзывается в народных легендах, поверьях, и звучит в вечно унылых песнях, бесконечных, как века пережитого ими горя»154.
Здесь же А.И. Защук обращает внимание читателя на наличие еще одного этнонима, объединяющего восточнороманское население края – «волохи». Исследователь подчеркивает, что этим термином пользовались соседние народы (поляки, венгры) для обозначения румын «как и всех итальянцев». Говоря об аспаруховых болгарах, которые «первые придя с берегов Волги в эту часть Мезии, обозначили этим именем тех земледельцев и пастухов, с которыми входили в сношения. Это же слово, принятое всеми народами славянского корня: поляками, кроатами155, богемцами и другими и применявшееся ими без разбора к древним римлянам и к латинским племенам, в средние века сделалось производительною причиною имени влахов или валахов, присвоенного большей части обитателей Румынии»156. И далее автор продолжает: «Русские же называют румынов – молдаванами, по названию княжества. <…> Бессарабские молдаване говорят испорченным латинским наречием, с примесью слов славянских. Язык их имеет корень латинский и удержал, в своем основании, более оригинальности древнего римского, нежели италиянский»157. Автор обратил внимание на сильное славянское влияние на язык молдаван посредством контактов со славянскими народами и через православную религию, использующую славянский алфавит «со времени владения князя Александра Доброго и молдавского митрополита Феоктиста»158. Защук подчеркнул, что долгое время «все церковные книги употреблялись славянские, <…> судебные акты и княжеские грамоты также писаны были по-славянски»159.