— Я знаю, — сказала она. — Поэтому не боюсь вас… Вы меня не убьете.

— Здравствуйте, — сказал я…

Она взяла и выдернула меня из своего «я», в котором я так хорошо пребывал.

Это надо же, — девчонка, толком ничего не понимающая в человеческих трагедиях и смертной тоске, — умудрилась какой-то чушью, которою я так как следует и не понял, вытащить меня в свою детскую реальность.

Я даже улыбнулся, сидя на кровати. Так это оказалось забавно.

— Дядя Миша, — сказала Гера, — дело в том, что когда любишь, тот человек, которого любишь, совсем не обязательно должен нравиться.

— Интересно, — сказал я, потряся немного головой, чтобы то наваждение, которое еще оставалось, развеялось.

— Вам не интересно, — сказала Гера, — вы просто ничего не можете понять. Это только я понимаю.

— Хорошо, — согласился с ней я. — Но тогда объясни мне что-нибудь… Чтобы и я понял.

— Конечно, — сказала Гера, — поскольку это непосредственно касается вас. Я постараюсь.

Я смахнул с табуретки джинсы, вместе с пистолетом и рубашкой, которую надо бы уже простирнуть, — все это свалилось на пол, и сказал Гере:

— Садись, не в дверях же вечно стоять.

Она осторожно и невесомо прошла по темноте, села на табуретке, сложив руки на коленях.

Сверчок пиликал и скрипел, должно быть, не приняв девушку всерьез. За непосредственную для себя опасность.

— У каждого человека есть недостатки. Ведь так, дядя Миша? Не бывает людей без недостатков?

— Конечно, — согласился я.

— В вас их, хоть пруд пруди…. Вы вообще какая-то темная личность. Неизвестно откуда пришли, неизвестно куда идете. И девушка у вас есть. Вы ее любите?

— Да.

— Вам хорошо вместе? Когда вы спите?

— Мы не спим.