Людям всегда нужно прицепить какой-то ярлык. Есть внутренняя задача — преодолевать эти вещи. Вы думаете, что я экстремист, — а я могу написать хороший текст.
Андрей Степанов
Стало ясно: в России есть писатель, который устраивает абсолютно всех.
Но если книга принимается всеми, то в ней должно быть что-то большее, чем герой, пафос, бытописание или навязчивая символика. Должно найтись нечто, что пробуждает в читателе инстинктивное приятие, выключает сознание в процессе чтения — с тем, чтобы, очнувшись, читатель принялся выдумывать рациональные причины, почему текст так понравился.
Для того, чтобы ухватить это нечто, сопоставим «раннего» и «позднего» Прилепина. В дебютном романе «Патологии» герой-контрактник совсем не думает своей «бритой в области черепа головой», за что он ей рискует. Мысли заменяет сентиментальность (убив десять человек, герой вспоминает о замёрзших новорождённых щенках). В «Сержанте» (последний рассказ книги «Грех») заглавный герой уже думает — лихорадочно, отрывисто и путано. Эта земля, думает он, чеченская земля — и наша, и не наша, правых тут нет, но есть свои и чужие звери, есть я, мне надо выжить. Чтобы выжить, понимает он, надо убить чувства. Надо искать опору в чём-то дохристианском, не знающем ни жалости, ни страха, даже нечеловеческом. И тут «откуда-то выплыло призываемое всем существом мрачное лицо, оно было строго, ясно и чуждо всему, что кровоточило внутри» — лицо Сталина. И стало легче, и в решающий момент сразу нашлось, что сказать: «За Родину. За Сталина». О том же — помещённое неподалёку стихотворение «Я куплю себе портрет Сталина».
Налицо следующий парадокс: воплощённая идеология, знамя и знак — «Сталин» — превращает знак в отсутствие знака, в нечто дознаковое, то есть дочеловеческое. Именно это и нужно, когда на тебя охотятся «другие человеческие звери» и очень хочется жить. Весь Прилепин — это тяга к дочеловеческому, дорефлективному, телесному, безусловному.
Чего здесь нет и в помине — так это идеологии. У всех героев Прилепина (не только у Саньки) прямое действие обходится без рассуждений и оправданий, а умникам с порога указывается, куда они должны пойти. Прилепину интересно только то, что не нуждается в обсуждении. К числу того, что не нуждается в обсуждении, относятся: злость, боль, секс, адреналин, ненависть к власти и к богатым, смех младенца, тело любимой, щенячья радость, обжигающая водка, горячий хлеб, надёжное оружие, весёлый звук выстрела, хороший плотный удар в лицо врагу, здоровье, счастье и чувство собственной силы.
Позитивные ценности у Прилепина взаимозаменимы, эквивалентны. Всё безусловное подобно друг другу. В «Саньке» есть сцена, где трёхстраничный оргазм описывается развёрнутой метафорой милицейского избиения. А бескрайнее счастье героя «Греха» так же физиологично, как лютая ненависть нацбола, которому ощущение счастья в принципе не доступно. Эти рифмы противоположностей — показатель единства изображённого мира и ещё один залог успеха Прилепина. Писатель — это тот, кто умеет показать сходство в несходном.
Владимир Бондаренко
За премию в номинации «XXI век» было самое настоящее сражение среди членов жюри. Искренне горжусь, что именно я оказался номинатором романа Захара Прилепина на яснополянскую премию. Уверен, это — уже живая классика XXI века. И дело не только в радикализме позиций автора, одного из лидеров национал-большевиков, пославшего своего молодого героя на сражение с ОМОНом. Есть и покруче сюжеты. А вот такой художественной силы, такой живой образности, и такого реального героя наших дней в современной прозе пока ещё не было.
Лиза Новикова
По недвусмысленным намёкам жюри можно было понять, что «раскол», который у них случился, касался выбора между прилепинским романом «Санькя» и евсеевским «Живорезом». И хотя история кровожадного палача-долгожителя арбитров впечатлила, всё же предпочли они, что называется, «свежую кровь». Юного нацболовца с произносимым на деревенский манер именем Санькя они признали настоящим «новым героем». Надо сказать, что в романах Захара Прилепина, при всей их брутальности и ожесточенности, всегда есть сцены, вышибающие слезу. Видимо, такое волшебное сочетание и пришлось по вкусу жюри, в основном состоящему из пребывающих в споре со временем литераторов антилиберальной ориентации.
Критик Валентин Курбатов так и заявил, что по прочтении прилепинских книг ему «так захотелось обнять всех этих мальчиков», что он «благословляет» лауреата и что благодаря таким, как он, «наша литература возвращается к своей грозной роли — жертвенному служению». Сам Захар Прилепин в ответной речи не отказался от образа «мальчика», добавив только, что он, как «простой рязанский парень», потрясен происходящим.
[ «Newsru.com», 03.10.2007]
Добавим, что уже на следующий день после вручения премии кандидат в депутаты Госдумы от «Другой России» Захар Прилепин был задержан при выходе из поезда на Московском вокзале Нижнего Новгорода сотрудниками УБОП. После задержания Прилепина препроводили в линейный отдел милиции — якобы для проверки, не числится ли он в списке находящихся в федеральном розыске.
Через два часа писателя отпустили, так и не предъявив никаких обвинений. Прилепин связывает случившееся со своей оппозиционной деятельностью.
«Грех». Рассказы