Он знал латынь, греческий, на его полках стояли редкие издания и на этих языках в переплетах из свиной кожи, с застежками, напечатанные лет двести — двести пятьдесят назад.-
Летом двадцать третьего года он пригласил меня на вербный базар на площади у Исаакиевского собора.
— Покажу диковинку, Леня, пойдем!
Диковинка заключалась в том, что книги на этом базаре продавались на вес. На килограммы. От двугривенного до рубля килограмм, смотря по тому, какого рода литература укладывалась на чашку весов. Стихи и рассказы, отдельные номера толстых журналов («Русское богатство», «Вестник Европы», «Заветы», «Современный мир») —но двугривенному за килограмм, годовые комплекты и приложения к журналам — до рубля и чуть дороже.
Здесь мы познакомились с хозяином развала старой книги — книги если не редкой, то все же кем-то разыскиваемой, — Александром Яковлевичем Герцем, много позже он возглавлял торговлю старой книгой на Литейном и Большом проспекте.
Ватинов рылся в книжной груде, откладывая в сторону какую-нибудь чепушинку, диковинку, — попадалась стоющая и весьма, непонятно каким манером попавшая сюда книга. Я, например, раскапывая курган из журналов и брошюр, обнаружил Розанова с дарственной надписью А. С. Суворину. Ватинов спустя несколько минут нашел Юрия Беляева с автографом, надписанным артистке Грановской. Мне же посчастливилось найти в книжной груде фотографию Лины Кавальери с надписью на итальянском языке.
— Это опа своему парикмахеру подарила, — прочел Ватинов. — Любопытно, как будут ценить ее — на вес или всего лишь полтинник?
Какое там! Не полтинник, а всего лишь гривенник взял с меня за Кавальери безусый, толстогубый помощник Герца.
На этом вербном базаре (впервые вообще в истории торговли) на вес продавали сирень и черемуху... Двадцать копеек килограмм. Свежая, душистая, часа полтора назад сорванная.
Рядом с корзиной стоял кувшин с водой — продавец нет-нет да и вспрыснет цветы...
Я выбрал плотную, виноградную гроздь белой сирени.
— Будете взвешивать или... — спросил
— Восемь копеек, — обозрев мою душистую покупку, ответил продавец. — Для ровного счета берите и эту ветку.
Подал мне великолепное лиловое приложение к белой сирени, и я уплатил «для ровного счета» грпвенник.
Леонид Б. —это не я
На Сытном рынке старые книги продавал Карп Лабутин — интеллигентный человек лет тридцати пяти, хорошо знавший и чувствовавший стихи и прозу. Он держался несколько таинственно, замкнуто, — возможно, не без причин.
Лабутин раскладывал на асфальте (если асфальт был мокрый — подкладывал скатерть) книги свои, почти всегда можно было видеть стихи поэтов начала нашего века, иные сборники с автографами лицам мне неизвестным. Лабутин не дорожился, продавал, как говорят на рынках, «за недорого совсем», даже уступал, ежели скажут, что много запрашивает.
— Мне покупатель понравится — даром отдам,— говорил Лабутин.
Он пришел ко мне, попросил разрешения курить, осмотрел мое небогатое книжное собрание.
— Есть к вам предложение, — начал он, наконец, то самое, ради чего и пришел ко мне. — Скажите по совести, деньгами располагаете? Ну, этого мне мало...