Я помолчал, самого тряхнуло, если так называемая Башня Гатониса была огромной укрепленной крепостью, то почему Башня Четырех должна быть мельче? Думаю, название осталось с тех древних времен, когда колдуны в самом деле строили всего лишь тонкие башенки.

Сейчас под Маркусом медленно проплывает почти город, вознесенный в одном здании ввысь. Думаю, здесь не меньше полусотни этажей, для этого мира такое просто немыслимо.

Город-башня, чудовищно огромный и похож на обкатанный волнами и ветрами валун, разве что сильно вытянут вверх. Выглядит литым, но можно рассмотреть мелкие точки на обращенном к нам боку явно окна.

Я мысленно замедлил движение Маркуса, а когда башня внизу почти остановилась, сказал отрывисто:

– Думайте над судьбами мира! И укрепитесь в вере. А я пока отлучусь… помолиться.

Лишь Альбрехт метнул мне вслед взгляд, полный сочувствия и понимания. Маркус меня слышит и за сотни миль, но только Альбрехту понятно, что страшусь провала, потому ищу уединения.

В том секторе, который называл командным центром филигонов, пусто, стража у входа не позволяла входить даже Тамплиеру и Сигизмунду, я прошелся вдоль стены, перевел дыхание.

– Маркус, мы одной крови, ты и я! Ты сильный и умный, но ты можешь больше. Тебе повезло, теперь я здесь, красивый и очень возможный. Нам будет очень хорошо…

Легкое прикосновение, словно по нервной сети всего тела пробежал едва заметный электрический разряд, но это не значит, что Маркус понял. Скорее всего, старается декодировать странные образы, возникающие в сложных цепях головного мозга, это невероятно трудно, однако я не прошу дать мне чертеж вселенной, а всего лишь выполнить несколько простейших действий, что могла бы сделать и амеба…

– Направь свет вниз, – велел я. – Хорошо, вот так… а теперь диаметр уже, еще уже… еще… Хорошо, достаточно, ты молодец!..

Сердце колотится, может быть, Маркус вообще вроде рака-отшельника или чего-то еще, что без более развитого партнера вообще жить не в состоянии или же впадает в спячку, но сейчас я чувствую, как он ожил, даже в толстых стенах зажурчало, булькнуло, от левой пахнуло жаром, но меня это обеспокоило, и жар послушно сменился комфортной прохладой.

– У нас все будет хорошо, – заверил я. – Я люблю, когда все хорошо, мне нравится, когда хорошо… Сейчас в том месте, где свет, нужно распылить материю… если непонятно, то сжечь там все, а то и просто разрушить, чтобы одни камни… Это вот сооружение называется башней. Его нужно уничтожить… но так, чтобы вокруг все осталось целым.

Долгое время ничего не происходило, я напрягся, предполагая в худшем случае недопонимание, а то и неподчинение, на всякий случай сказал как можно более бодро:

– Приступай!

Далеко внизу мигнул и погас свет. Я поспешно бросился к окну, ноги стали ватными. На месте чудовищной крепости, названной Башней Четырех, чернеет выжженное пятно. А за ним во все стороны та же яркая зелень.

– Прекрасно, – выдохнул я. – То, что я и прописал…

Чувство облегчения еще и от понимания, что я высказал только свои пожелания, а Маркус – существо бесхитростное, ему нужен прямой указ, а только после моего «приступай!» он и выполнил…

Когда вернулся в общий зал, там военачальники и простые рыцари толпятся у окон, кто-то говорит громко и ликующе, но больше тех, кто молчит так, будто получил молотом по шлему.

На месте громадной горы-крепости не осталось даже развалин, но не ровное место, а достаточно глубокий провал. Не сразу сообразил, что это мы башней называем только ту часть, что торчит над землей, а Маркус уничтожил ее целиком, то есть вместе с фундаментом, что вообще-то, думаю, куда правильнее.

Сэр Робер оглянулся на мои шаги, лицо бледное, сказал трепещущим голосом: