– Как же я рад, – сказал я с чувством, – что у меня такие искренние соратники! Что думают, то и говорят. Значит, я хорош, как вождь и учитель. Потому все амулеты и все-все мне!..

Он спросил мрачно:

– Если все-все, то что нам?

– Будут же сломанные, испорченные, неработающие? Вот это все вам, дорогие мои! А когда было иначе? Как политик, я просто обязан так делать, иначе другие политики уважать не будут!

Он посмотрел косо.

– Мне кажется, вам другие политики давно не указ.

– Верно, – согласился я, – но как насчет повода сослаться?.. Не могу же сказать, что жадный?.. Хотя вообще-то могу… Кстати, кто пользуется амулетами, дорогой друг, того в рай не примут.

– Точно?

– У любого попа спросите! А если со скрипом и пролезете, обдирая локти о внутренности игольного ушка, то арфу не дадут и петь не позволят.

Он оживился.

– Правда? Дайте два!

– Хоть сто, – ответил я. – Вот я мешочек принес, сгребите в него вот эту кучу… и эту тоже. Подумайте, кому раздать. Те и другие заживляют раны, но вот этих с точкой поменьше, так что, похоже, они помощнее. В общем, сами решайте. Но, конечно, в первую очередь людям сэра Норберта.

Он взял то, что я называл мешочком, хотя туда можно упрятать лошадь, зачем-то заглянул вовнутрь, словно опасаясь, что все высыплется через дыру и снова останется у меня.

– Да, – согласился он, – они первыми везде лезут, потому рискуют больше всех. Если на всех не хватит, пусть раздаст лечебные тем, кто на самых опасных участках. Хотя должно хватить, их тут немерено.

Он указал взглядом на остальные кучки.

– А что с этими?

– Тоже все людям, – сказал я решительно. – Пусть от чесотки лечатся!

Он посмотрел с иронией.

– Что, самые мощные уже припрятали для себя?

– Конечно, – согласился я, – а как иначе?.. Хотя я и без талисманов красавец. А Хрурт и Периальд даже муху ко мне и близко не пустят.