– Жермингаль…

– Назначаю старшим, – сказал я, – раз уж ты сам взял на себя опасную роль переговорщика. Если по-честному, то мне ваша работа даже нравится. В смысле, одобряю. Нужно пытаться строить коммунизм хотя бы в отдельно взятом герцогстве! Раз уж ему удается быть отдельным и ни с кем не соприкасаться, чтоб не подхватить чуждых болезней демократического общества. Я на всякий случай еще больше сокращу, несмотря на багерную связь, контакты с внешним миром. Но теперь руководить процессом буду я.

Понятно?

Он проговорил несколько ошалело:

– Ваше величество… это неожиданно… просто невероятно… но мы рады…

– Чему?

Он сказал торопливо:

– Так мы были все же нарушителями! Другого варианта у нас не было, а теперь уже все так иначе, что голова кругом… Вы император, а значит, мы не против власти…

– Именно, – согласился я. – Но власть моя крепка и не зыблется. Я вообще самодур и деспот, ибо только железом и кровью проводятся гуманитарные реформы и смягчаются ндравы. Так что помните о том, что увидели!.. Начнете что-то незаконное, у вас адвокатов не будет! Все решит военно-полевой суд в моем одухотворенном лице. А как сажают на кол, могу на ком-нибудь из вас показать, если интересуетесь.

Милфорд сказал бодро:

– Да-да, это интересно! Покажите им, ваше величество!.. Да и нам будет весело. Им тоже радость…

Заговорщики, теперь уже бывшие, заволновались, Жермингаль вскрикнул:

– Нет-нет, вы достаточно красочно все обрисовали. И так ночь спать не будем…

Остальные тоже с бледными лицами поглядывали на распростертого в луже крови обезглавленного Жака, вздрагивали, кто-то зажал себе ладонью рот, глаза у всех вытаращены в ужасе.

Я сказал величественно:

– Все свободны. На самом деле, конечно, никто из нас не свободен, все мы кому-то и чему-то обязаны, над всеми довлеют долги перед обществом, а над самыми несчастными еще и супружеские. Потому будем работать. Кто не работает – тот не ест, и хотя сейчас все в империи жрут в три горла, не работая, но мы эту кормушку сломаем на хрен! Чтобы в поте лица своего добывали хлеб свой. Мир хижинам, война дворцам! Ешь ананасы, рябчиков жуй, день твой последний приходит, буржуй!

Они смотрели трусливо, но кое у кого глазки заблестели. Я в чем-то угадал их тайные разговоры о несправедливом устройстве общества, а то, что у меня возможностей больше для реформ, уже убедились очень наглядно.

Поворачиваясь к выходу, я сказал небрежно:

– Подготовите для меня ваш устав, правила, права и обязанности. На хорошей бумаге, ясным и четким почерком! А также цели и какими средствами собирались добиваться. Обещаю ни к кому не применять никаких санкций за откровенность!.. Пишите все как есть. Я сам радикал и продвинутый экстремист. Люблю реформы, хоть и не допускаю. Если со стороны, не допускаю…

Он торопливо кланялся чуть ли не после каждого моего слова.