И тут моих ушей достиг леденящий душу оглушительный звериный рык, зловещим громовым раскатом прокатившийся по всему парку, отчего моя душа провалилась в пятки, и затаилась там до более безопасных времен. И в следующую же секунду голова Германа резко качнулась назад, одновременно отлепляясь от моего рта, а его руки напряженно отдернулись, отпуская и невольно потянувшись за голову.
Стоило мне только почувствовать себя на свободе, как я отбежала на безопасное расстояние и, обернувшись, с силой зажала рот руками, чтобы не заорать, стоило лишь мне увидеть, что схватило Германа.
Расширенные дикие глаза черного как смоль монстра сверкали ярко-алым, оскаленная пасть демонстрировала две пары опасных клыков, а его сильная когтистая рука крепко удерживала Гера за волосы, не позволяя тому даже дернуться.
Несколько секунд я в ужасе таращилась на открывшуюся мне картину, а потом до меня дошло. Передо мной был всего лишь эрсиорх в своей истинной форме. Темный, как ночь, клыкастый и красноглазый демон местных катакомб. А я знала лишь одного эрсиорха, кто днём и ночью торопился бы мне на помощь.
— Ктиаран!
Но тот даже не пошевелился, будто и не слыша. Свободной рукой он потянулся назад, за спину, и неспешно вытянул оттуда знакомый нож со светлой костяной ручкой…
— Я знал, — прошипел эрсиорх изменившимся звериным голосом, — что пожары никогда не происходят сами по себе, — и замахнулся ножом…
— Кти, пожалуйста, не надо…, — прошептала я побелевшими губами, глядя, словно в замедленной съемке, как острое лезвие, вспарывая воздух, несется к обнаженной мужской шее, — ты же не убийца, Кти…
Но тот, к счастью, не успел достичь цели. Гер не собирался умирать. Он дернулся, и одним по-кошачьи ловким движением вырвался из рук полуящера, оставляя у того в пальцах клок собственных волос. Нож был выбит из когтистой руки, на что Кти оскалился еще страшнее, злобно зарычал, и одним мощным движением кинулся на давнего врага. Они сцепились. Их движения были настолько быстрыми, что не было ни малейшей возможности за ними уследить. Я до боли сжала пальцы, с ужасом наблюдая за злобным мельтешением этого зверского поединка.
Рыча, клацая клыками и грызясь, как сумасшедшие, они катались по земле, не обращая внимания ни на что вокруг.
Я плакала, изо всех сил крича им, чтобы они прекратили, умоляла, взывала к благоразумию, но всё было бесполезно. Кажется, свершилось то, о чем они оба так давно мечтали, и потому мужчины с упоением отдавались древнему как вселенная процессу уничтожения друг друга. Как говорится, и пусть весь мир подождет.
Этот тёмный рычащий комок из сцепившихся мужских тел мог бы портить газон еще очень долго, не докатись он до места, куда упал тот самый нож. Я не поняла, кто схватил его первым. Но вскоре увидела, как Кти, тяжело оседлав противника, приставил ярко сверкнувший клинок к его горлу. Как бы не ненавидела я Германа, видеть его мертвым мне отнюдь не хотелось, а уж тем более, чтобы Кти замарал руки его кровью.
— Нет! — выдохнула я, и со всех ног отчаянно бросилась к ним. — Кти! Он того не стоит, брось нож!
— Да, думаю, вам лучше последовать совету принцессы Хоррсге, — веско и громоподобно раздалось откуда-то из кустов.
Я, не успевшая добежать до мужчин, резко обернулась. Из тени пышных цветочных кустов на нашу площадку под деревом почти синхронно шагнули темные фигуры, в которых я узнала пару династов в сопровождении их охраны и бледную, как привидение Алалин…
25
Кти не обратил на новоприбывших ни малейшего внимания. Он возвышался над поверженным врагом грозной темной громадой и продолжал сжимать приснопамятный нож, другой рукой сильно за шею прижимая к земле Гермиана.
Тот выглядел не лучшим образом, тяжело дышащий, весь в ссадинах и кровоподтеках, с разбитым лицом и окровавленными губами, в безвозвратно испорченной одежде... Однако глаза его недобро сверкали: мужчина никак не желал признавать очевидное поражение, хотя на этот раз абсолютно всё было против него: династы в окружении угрожающе ссутулившейся свиты, сидящий на нём оскаленный эрсиорх с ножом наперевес, как будто жутких клыков и истинной формы было недостаточно…
Глядя на поверженного, но не сломленного эрбота я, с удивлением для себя, несмотря ни на что, прониклась к тому невольным уважением. Но, наблюдая медленно расплывающуюся на его окровавленном лице усмешку, на место непривычного чувства снова пришла тревога. Я поняла, что тот никогда не сдастся. Это, а точнее, я, стала для Гера делом принципа, навязчивой целью гениального мозга… Не зря он улыбался, ох не зря!