Книги

Реорганизованная преступность. Мафия и антимафия в постсоветской Грузии

22
18
20
22
24
26
28
30

Рис. 4.2. Дом вора в законе в городе Телави на востоке Грузии. Дом был конфискован государством и превращен в полицейский участок. (Фото автора)

Рис. 4.3. Мемориал полицейским, погибшим в борьбе с организованной преступностью, Кутаиси, Грузия. (Фото автора)

Реформа полиции лишила отдельных воров в законе возможности использовать стратегию отношений «патрон – клиент» для того, чтобы защитить себя от новой волны атак со стороны центрального правительства. По аналогии с вышеописанным, департамент исполнения наказаний проводил реформы в духе реформы полиции, устраняя некогда тесные отношения между тюремной администрацией и ворами в законе. Вот как выразился один начальник тюрьмы: «Прежде они могли получить все что угодно: наркотики, женщин, телефоны – все это было возможно, тюрьма была абсолютно коррумпирована. Теперь мы говорим о свежем постельном белье, фруктах, чае, соке и ни о чем другом, теперь вы ничего не получите в этой тюрьме» [R26]. В некоторых тюрьмах обновление кадров достигло 80 %, а заработная плата повысилась на 200–300 % [R42]. В январе 2006 года начался процесс разделения воров в законе и остальной части населения тюрем. Теперь правительство содержит воров в законе в отдельной тюрьме № 7 в Тбилиси, где заметно урезаны права на посещения, телефонные звонки и почту. Эти меры, как представляется, являются копиями статьи 41 – бис уголовного кодекса Италии. Все начальники тюрем, имевшие ранее связи с ворами в законе, были уволены [Prison Service 2006: 13].

Был осуществлен новый набор персонала, хотя служители и начальники тюрем в целом остались прискорбно недоученными. Воровская субкультура была до некоторой степени искоренена, хотя со временем выяснилось, что многие остатки прежней системы сохраняются даже без физического присутствия воров в законе рядом с другими заключенными[62]. Когда, чтобы вернуть контроль над тюрьмами, был введен строгий режим, новый порядок повлек за собой злоупотребления и физическое принуждение[63].

Сочетание сурового законодательства, направленного на то, чтобы посадить воров в законе в тюрьму, изоляции оказавшихся там и разрыва всех приносящих выгоду связей с прежними покровителями было «двойным актом, [призванным] остановить их [воров в законе] в тюрьме и за ее пределами» [R4][64].

Реформа образования

Кампания «Культура законности» началась еще до «революции роз» в 2000 году, хотя многие из ее мероприятий были осуществлены только после этой революции. Кампания предусматривала участие в ней международных НПО, базирующегося в Вашингтоне, округ Колумбия, Информационного центра национальной стратегии (NSIC), и многие ее элементы были опробованы и испытаны ранее в других странах, в частности на Сицилии. Основываясь на докладе NSIC, американская неправительственная организация Проект «Гармония» (Project Harmony) разработала модель, которая, как и сицилийская модель, была направлена на «воспитание законности» и «правовую социализацию» [R47; Schneider, Schneider 2003: 265].

В грузинских школах был введен курс обучения принципам гражданства, поощряющий терпимость, ненасилие и уважение к закону. Часть курса предусматривает визиты полицейских в школы для того, чтобы поговорить с учениками. Заключительный модуль нового глянцевого учебника, созданного Проектом «Гармония», призван детально рассказать об организованной преступности, «воровском мире» и пагубных последствиях вовлеченности в них. NSIC также рекомендовал посмотреть экранизацию книги Уильяма Голдинга «Повелитель мух» и историю, подтверждающую английскую пословицу «преступление никогда не оправдывается», рассказанную в голливудском фильме «Славные парни» [Godson et al. 2003: 26].

Респонденты, в том числе директора и учащиеся кутаисских школ, которые ранее оканчивали известные воры в законе, а также представители Министерства образования высказали мнение, что эти программы были восприняты положительно и позитивная нормативная ориентация в отношении воров в законе искоренена. Один ученый считает, что:

…Изменение не столько психологическое, сколько поведенческое… они [школьники] имеют те же установки, но стимулы больше не действуют в соответствии с этими установками. Теперь нет никакого стимула быть вором в законе. Школьники быстрее всех понимают, чего они хотят от жизни, что модно, а что нет. Теперь у них есть стимул учиться, чтобы чего-то достичь [R6].

Реформу образования также следует рассматривать как часть пересмотра государством своих отношений с ворами в законе. Центральным элементом воровского кодекса всегда было влечение молодежи к его образу жизни. Как выразился один из респондентов: «Главная цель воров в законе? Сохранение наследия» [R2]. Государство должно было дать этому какую-то альтернативу и мобилизовать предубеждение против воровского образа жизни. Это одно из колес упомянутой выше повозки Орландо, без которого воры в законе все еще могли бы держаться как идеализированные преступники, преследуемые в корне несправедливым государством. Таким образом, наряду с подавлением сети доверия с помощью государственной машины принуждения, необходимо было иссушить потенциальный кадровый резерв и привлечь молодежь на сторону государства и закона.

В 2010 году был сделан еще один шаг вперед. Взяв за основу подобную практику, перенятую во время ознакомительной поездки в штат Вермонт в США, наряду с системой видеонаблюдения и другими аналогичными технологиями школы снабдили собственными службами безопасности [Tangiashvili, Slade 2014]. Чиновники, именуемые грузинским словом мандатури, что переводится примерно как «приставы», по три на школу, патрулируют коридоры, фиксируют нарушения и систематически отчитываются о состоянии безопасности непосредственно перед Министерством образования. Они проходят подготовку в Полицейской академии Министерства внутренних дел [R50]. Некоторые считают, что эти меры слишком сильно акцентируют на безопасности внимание и являются неявным способом контроля над учителями. Конечно, учителя и общественные организации восприняли эту инициативу менее тепло, чем программы «правовой социализации», однако она остается популярной среди обеспокоенных родителей[65]. Правительство декларировало новые меры в качестве способа устранить дзвелибичобу, что-то вроде школьной дедовщины, набор социальных норм и иерархий, которые порождают в школах вымогательство и буллинг, а также помогают сложиться «уличному менталитету», который дает возможность вновь обрести связь с воровским миром. Заместитель министра образования предположил, что воровские традиции, хотя и были ликвидированы на улице, сохранились и даже укрепились в школах, и что введение мандатури было ответом на это [R46]. Проявляющие чрезмерное усердие или нет, школы также стали передовой линией в грузинской борьбе с мафией.

Эти три сферы – законодательство, реформа полиции и тюрем и образование – стали основными инструментами государственной стратегии борьбы с мафией, подкрепленной отсутствием угрызений совести, когда дело касалось правовых принципов и прав человека. Здесь следует рассказать еще одну историю о том, как государство смогло успешно применить эти инструменты и эффективно их использовать. Это относится к более широким политическим реформам, предпринятым после «революции роз», в частности к сосредоточению чрезвычайной власти в руках президента и снижению роли парламента, отчего тот оказался в подчиненном положении. В результате вместо верховенства закона был установлен закон правителя [Berglund 2013]. Более того, сразу после революции правительство неоспоримо получило широкую общественную поддержку. Я вернусь к более широкому политическому контексту в главе 9, являющейся заключением. Здесь же остается рассмотреть, как воры в законе пытались противостоять этому натиску со стороны государства.

Стратегии сопротивления

Грузинские политики внимательно следили за стратегией Орландо по борьбе с мафией. Реформа образования была лобовой атакой на репутацию воров в законе и их популярность среди молодежи. Новое уголовное законодательство было исключительно ясным, называя воров в законе по их имени, криминализируя и стигматизируя сам статус. Устранение коррумпированных полицейских и тюремных служителей ослабило буфер, защищавший когда-то отдельных воров в законе от давления государства. Скорость и синхронность реформ оставляли мало места для маневра. Как выразился один бывший омбудсмен:

Я не думаю, что воры в законе действительно понимали происходящее или уровень грядущих изменений. Они не осознавали новизны законодательства, мы говорили с ними, когда их арестовывали, и… нам было ясно, что они думали, будто все пойдет своим чередом, но условия, то, как их содержат сейчас, принципиально другие, им оказывают неуважение, и все произошло слишком быстро для того, чтобы они успели отреагировать [R43].

Правила игры по сопротивлению государству были изменены. Количество стратегий противодействия его наступлению, доступных ворам в законе, уменьшилось. Возможности для установления отношений «патрон – клиент» и заключения сделок были сведены к минимуму. Государство не было заинтересовано в вербовке воров в законе или сотрудничестве с ними за исключением переговоров о признании вины в суде. У воров был выбор: дать отпор и попытаться атаковать государство самим, скрыться или же симулировать распад своей сети.

12 января 2004 года на пресс-конференции в Тбилиси Саакашвили пообещал занять в отношении заключенных, готовящихся к бунту в поддержку воров в законе, жесткую позицию. «Мы перестреляем мятежников. Мы не будем жалеть для них патронов. Я знаю, что преступный мир будет сопротивляться. Но мы не боимся» [Civil Georgia 2004]. Особенно тревожным стал декабрь 2005 года, когда правительство открыло в Кутаиси новую тюрьму, предназначенную для улучшения условий содержания и разрушения иерархии и моделей взаимодействия между заключенными. Бунт произошел 22-го числа, в ходе него заключенные потребовали возвращения телефонов и макурэбэли, то есть воровского надзирателя, полагая, что удаление криминальных авторитетов из тюрьмы привело к нарушению должного порядка тюремной жизни [Регнум 2005а]. Затем, 25-го числа того же месяца, 8 тыс. заключенных (из 13 тыс. сидящих в то время в тюрьме) объявили голодовку в знак протеста, якобы спровоцированного ворами в законе. В ответ глава тюремной службы Б. Р. Ахалая заявил: «Никаких воровских законов в тюрьме уже не будет, и все заключенные будут подчиняться утвержденному распорядку» [Regnum 20056].

Самый масштабный бунт, направленный, судя по всему, против новых законов, произошел в марте 2006 года в Ортачалинской тюрьме № 5 в Тбилиси. Он был подавлен с применением спецназа, семь заключенных погибли [Civil Georgia 2006]. Его возглавил предполагаемый вор в законе П. Р. Мамардашвили [Anjaparidze 2006]. Позже он утверждал, что был обманут полицией, и отрицал, что когда-либо был «крещен» как вор [Public Defender 2007]. Прослушивание телефонных переговоров Мамардашвили выявило его контакт с Т. Д. Поцкверией, рожденным в Кутаиси и действовавшим в Украине вором в законе, который впоследствии был депортирован и предстал перед тбилисским судом. Были также очевидные попытки распространить бунт на другие тюрьмы Западной Грузии. Грузинское правительство расценило его как последнюю попытку воровского мира дестабилизировать страну и вернуться к первоначальной договоренности между ворами в законе и государством. Председатель Парламентского комитета по судебным вопросам Л. Бежашвили обвинил его в организации политической оппозиции. Саакашвили также указал на то, что его антимафиозная политика угрожала «российскому олигархическому капиталу, а также очень серьезным местным мафиозным интересам» [Slade 2007: 176].

Тогдашнего омбудсмена, посетившего тюрьму в ночь бунта, эти доводы не убедили.

Это не было каким-то восстанием или чем-то в этом роде… заключенные начали создавать шумок [негромкое волнение], в нем было мало организации, не было попытки массового побега или чего-нибудь в этом роде, просто как только это началось, была установлена связь с Поцкверией [R43].