Я должна с доверием относится к своему мужчине, и смотреть в будущее без оглядки.
— Ой! — непроизвольно вскрикиваю. — Больно!
— Проклятие… — цедит, ослабляя захват. — Придурок ревнивый.
— Не понимаю, — лепечу, завороженная необычным выражением лица Максима. С него как будто спала маска, он полностью как на ладони. Такой милый в своей искренности, что кажется на какое-то мгновение уязвимым…— ревнивый? — недоуменно повторяю, прикасаясь кончиками пальцев к колючей скуле.
Какие у него длинные ресницы! Почти задыхаюсь в восхищении, встречаясь с взглядом синих глаз. Я раньше даже не замечала, что его радужка имеет несколько различных оттенков синего, начиная от аквамаринного и заканчивая темно-лазурным.
— Ты все еще его любишь? — этот вопрос застает меня врасплох. Я, словно очнувшись от глубокого сна, медленно моргаю.
— Кого? — удивляюсь, машинально ведя пальцем по линии волевой мужской челюсти.
Максим перехватывает мою руку, смотрит, упрямо поджав красиво очерченные губы.
— Сопляка этого! — почти рычит Садулаев.
И только сейчас я понимаю истинный смысл реакции Максима на все происходящее! Он подумал, что я плачу из-за Димы, из-за этих проклятых фото. Подумал, что сделал мне больно, открыв глаза на измену бывшего.
Да он ревнует!
Сердце, словно механический насос, принимается быстрее разгонять кровь по венам. Максим ревнует к моему роману с бывшим, который никак иначе, как детским баловством и не назвать. Меня окутывает такая сильная щемящая нежность, что перехватывает дыхание.
Ведь ревность — это изнуряющий коктейль из бессилия и главное, острого дефицита любви. Ужасное чувство. Прихожу к выводу, что ему не место в наших с Максимом отношениях.
Спохватившись, понимаю, что до сих пор не ответила на вопрос любимого. А ведь пока я витаю в облаках и анализирую все случившееся, он ждет мой ответ.
— Боже, нет! — для убедительности машу отрицательно головой, — я не люблю его!
Вижу, как плечи Максима расслабляются, из них уходит болезненное напряжение, даже дыхание у мужчины становится размереннее.
Наклоняется ко мне и целует в макушку.
— Никому тебя не отдам, — глухо говорит мне в волосы, зарываясь носом в гладкие светлые пряди, — никогда. Моя.
Я ему верю.
Садулаев Максим Мансурович не бросается словами на ветер.