— Сань, давай влево. Не тупи!
— Черт, Макс! Он тяжелый, как гроб!
Привстаю поспешно на локтях в постели, непроизвольно напрягаясь от звука чужого мужского голоса. Прижав к груди покрывало, прислушиваюсь к глухим голосам, доносящимся из гостиной, через приоткрытую дверь спальни. Один из них, конечно же, принадлежит Максиму. Сердце сладко замирает. Хриплый баритон Садулаева ни с кем не спутать!
Когда мы были в ссоре, я и не припомню, сколько раз закрывала глаза и слышала, как наяву, его голос в голове, идущий из самого сердца. Низкий красивый тембр второго молодого человека — очень знакомый, кажется, его зовут Александр, друг Максима. Машинально нахожу взглядом небольшие электронные часы на прикроватной тумбочке. Когда вижу цифры, округляю глаза. Восемь утра! Что они делают в такую рань?
Спустив ноги с постели, настороженно подхожу к двери. В небольшую щель видно, как мужчины тащат большой светло-фисташкового цвета диван, прямо на место того, что еще вчера стоял в гостиной. Сейчас же, напротив плазмы, совершенно пусто. Сердце делает кульбит. Максим избавился от него! От проклятого дивана…
На лице помимо воли расцветает счастливая улыбка, так что больно щекам.
— Ну, ты нашел время, менять мебель, — ворчит Александр, смахивая мелкие бисеринки пота со лба. — Хорошо хоть не в шесть утра. К чему такая срочность?
Под светло-зеленой футболкой мужчины бугрятся, перекатываясь от напряжения внушительные мышцы. Новый диван и вправду огромный, просто махина. Должно быть, и весит не меньше центнера!
— Светка вчера приходила, — откликается Максим, приподнимая выше диван со своей стороны, от чего дельтовидные мышцы расширяются, приковывая к себе взгляд. — Притащилась в мой рай, со своими тысячами чертей. Устроила настоящую Варфоломеевскую ночь.
Глава 11
— Мам, все хорошо. Правда! — рассеянно вынимаю из прозрачного нижнего ящика холодильной камеры, аккуратно нарезанные куски мяса. Выглядит идеально, как раз для моих целей. Сегодня я задумала нечто особенное для Максима.
— Что врач говорит? Переживаю, доча! — голос мамы слегка взволнованно дрожит, и я на секунду останавливаюсь, настороженно прислушиваясь к ее дыханию. — Ты у меня такая еще молоденькая.
— Мы на днях были на приеме, заключили договор с клиникой, — отвечаю абстрактно, потому что толком не знаю, что рассказывать — слишком маленький срок.
— Не могу понять, почему ты ничего не рассказывала про Максима? — удивляется мама, а затем мягко и ненавязчиво журит: — Не познакомила даже, а ведь он столько сделал для меня, Ангелиночка, — в голосе слышится едва заметная обида.
Ну а что? Мне надо было ее огорошить, накануне операции такой новостью? Да, может быть, кто-то бы так и поступил, но я решила на тот момент подождать возвращения родителей, пока Садулаев Максим Мансурович не взял все под свой контроль. К моему удивлению, мама не осудила и даже ни разу не упрекнула меня за расставание с сыном ее близкой подруги. Даже не спросила, что именно произошло с Димой и как мы к этому пришли. Будто до Максима и вовсе ничего и никого не было в моей жизни. Все оказалось так просто, а столько нервов потрачено впустую из-за боязни быть не понятой!
— Папуля рядом? — спрашиваю ради галочки, чтобы поддержать разговор, потому что и так знаю, что родители, словно попугайчики-неразлучники, всегда вместе.
С лёгкостью разделываю пласты говядины на кусочки нужного размера, складывая их в большую прозрачную ёмкость. Машинально заглядываю в рецепт, раскрытый на весь экран планшета. Все верно.
Сегодня я решила приготовить гуляш. Максим любит, чтобы на ужин обязательно присутствовал белок. Перед глазами, словно наяву появляется образ подкачанного мужского пресса без единого грамма жира. А руки… какие они у Максима сильные, рельефные.
Рядом с ним я чувствую себя настоящей Дюймовочкой, такой хрупкой, нежной, желанной… Мечтательно покусала губу. Только он умеет так смотреть: с такой любовью, которая хитро сплетается с нежным обожанием и трепетом.
Вопросительная интонация родительницы, выдергивает меня из мечтаний, которые свернули в другое русло, став сладостно-порочными.