– Ничего я не пер! – отозвался водяной возмущенно. – Это подарок мне.

– От кого же? – вопросила я с подозрением.

– Да ходит здесь один местный, – махнул рукой водяной. – дурной совсем.

– Конечно, дурной, – хмыкнул домовой, оглядев пространство вокруг. – кто же из умных в такую чернень-то сунется? Нормальные существа в такие места не ходют, землю и без того страдающую не топчут, одни дурачки и ходют, конечно. Кому бы еще водяной, черт этот водный, сдался бы, как не дураку?

Водяной, отчетливо проскрипев зубами, все же смолчал, продолжив рассказ, глядя только на нас с Игнатом и демонстративно игнорируя Велесвета.

– Так вот он мне и принес, – выставил вперед лопатку и ведерко, забитое илом, водяной. – на благосклонность надеется, рыбу у меня ловить хочет.

– Да какая у тебя рыба-то? – фыркнул домовой. – Такую съешь разок да и здравствуй недобрая кишечная палочка.

– Ну все, достаточно колкостей. – произнесла я и, усевшись на поваленное у прудика дерево, вопросила: – Теперь-то расскажите, что за хворь у вас страшная приключилась? Кто виноват в ней и что делать?

Водяной и домовой, заслышав мои вопросы, разом приглянулись, явив удивительное единомыслие.

Игнат же, услышав мой вопрос, подался вперед с жадным любопытством. Его лицо, до того заспанное и несчастное, разом приободрилось. Признаться, было в сонном маге что-то домашнее, уютное. Взъерошенные волосы, торчащие колом достаточно сильно, чтобы пролетающие мимо птицы с интересом заглядывались на потенциально приемлемую недвижимость. Модная в последнее время густая щетина оттеняла черные, как уголь, глаза, свидетельствующие о неком опыте в черных науках. Сам Игнат никогда в этом не признавался, но по офису давно ходили слухи, что был в его жизни опыт некромантии. Я в это свято верила, сама ни раз видела, как от одного его взгляда некоторые существа пытались провалиться сквозь землю и провести там годик другой.

– Да ежели бы мы знали, – хмыкнул водяной, вырвав меня из размышлений.

Он, отложив инвентарь в сторону, подплыл ближе к берегу и вылез наполовину на сушу, оставшись плавником в воде. Велесвет, прекратив ерничать, тоже подошел ближе, заняв пенек у кромки воды.

– Мы, ведьма, свои задачи выполняем исправно, ты не думай. – произнес Велесвет. – Да только много их, не сразу чужие горечи замечаем, свои беды исправить пытаемся. Потому и не понял я сразу, что хворь на нас напала жуткая. А когда спохватился я, то поздно было уже: весь лес съела, окаянная.

– Да и не сразу замечать мы ее стали, чернынь-то эту. – вздохнул водяной. – С нас пошло это, с леса. Леший мне еще весной этой жаловался, что подснежники первые света не увидели, не показались вовсе. А те, что показались, черной смертью померли.

– Значит, был все же леший. – ухватилась я за слова водяного, подавшись вперед.

– Был, конечно, как ж не быть-то ему. – кивнул домовой.

– Жил, родименький, со мной с самого начала. – произнес водяной. – Вот как первое семечко в земле этой появилось, как первые капли на землю упали, так и мы тут как тут. Я в края эти много веков назад попал, до земель дальних добрался, когда изверги эти проклятущие, из империи меня погнали.

– Какие изверги? – недоуменно вопросил Игнат.

– Маги, – разом скривились водяной и Велесвет и, заметив недоброе выражение лица Игната, поспешили добавить. – не наши маги, чернокнижники окаянные из королевства проклятого. Вот как появились они века назад, так и бегством спасаться мы начали.

– И ты тоже? – уточнил Игнат у домового.