Но я не вижу в ее измученном лице ни капли жалости к себе. Лишь тревогу. За нашего сына. За его будущее. За то, чтобы все это было не напрасно. Мне остается только догадываться через что пришлось пройти Мире за эти месяцы. Возможно, когда-нибудь мне и удастся восстановить полную картину всего произошедшего, собирая разрозненные кусочки из ее слов и воспоминаний, но сейчас, пока бережно укладываю ее на кровать, твердо обещаю себе, что сделаю все что в моих силах, чтобы это было не зря. Чтобы все ее мучения не прошли впустую.

— Ты уже думала об имени? — спрашиваю, подавая ей воду.

— Потом, — хрипит она. — Не хочу пока говорить… пока не…

— Понимаю, — моментально киваю. И хоть я сам никогда не был суеверным, не хочу заставлять ее сказать те самые слова, принудить произнести страшное «пока не будет уверенности, что он выживет».

Внутри все рвется от желания заверить ее, что все будет хорошо. Внутренние органы вибрируют, посылая мощные импульсы в голосовые связки, настаивая на том, чтобы я выдал уверенное: тебе не стоит переживать. Но я так и не решаюсь. Сжимаю челюсти до зубовного скрежета и лишь спустя несколько долгих секунд выдаю:

— Ты такая сильная, Мира!

— Я знаю, — кивает она. — Раньше не знала, а теперь знаю. Наверное, у меня просто не было выбора.

— Я тебе его не оставил, — киваю затравленно.

И пусть я до сих пор так до конца и не понимаю зачем ей было сбегать и врать насчет потери ребенка, вину свою не отрицаю. Мне нужно было бороться. С самого начала, а не когда уже было поздно. По крайней мере, когда я думал, что было поздно.

На самом же деле, пока я обдумывал как спасти наш брак, моя жена была сосредоточена на том, как спасти ребенка. Не только от порока. Но и от меня… Мужа и отца.

И это чертовски несправедливо. Мы же должны быть командой! Как так оказалось, что из напарников мы превратились в соперников… и даже врагов?

— Я хочу остаться одна, — тихо просит она. — Езжай домой, все равно до утра тебе здесь делать нечего.

— Я тебя не оставлю, — округляю глаза, даже не пытаясь скрыть шок, в который приводят ее слова.

— Ты мне не нужен, Марк, — выдает беспощадно. — Я привыкла жить без тебя.

— Я знаю, — затравленно отвечаю. Знаю и это безумно, мать вашу, меня злит. Наверное, отчасти поэтому я рычу: — Привыкнешь заново. Я никуда вас больше не отпущу. Слышишь, Мира? Никуда и никогда.

— Ты не… — она замолкает на полуслове и мне остается лишь догадываться, что она хотела сказать.

Неисправим? Невозможен? Не нужен? Наверное, все сразу. Поэтому и замолчала, не смогла выбрать какое из этих слов ударит меня побольнее. Впрочем, ей можно вообще не стараться. Куда сильнее слов меня бьет ее взгляд. Наотмашь. Хлесткой плетью в самое сердце. Чужой. Мрачный. Доверху наполненный обвинением.

— Тогда подожди в коридоре или купи себе еще одну палату, — несмотря на то, что уверен, каждое движение дается ей с большим трудом, Мира все равно пространственно машет руками, показывая свое безразличие. — Главное, оставь меня одну, пожалуйста.

— Не могу, — отчаянно мотаю головой.

Не хочу, добавляю мысленно. Никакие силы на свете на заставят меня покинуть эту палату. Мое место именно здесь.