Глава 23

— Ты куда? — сонный голос Марка летит мне вслед. Чтобы сбежать от него из палаты остается так мало — пару шагов, каждый из которых дается мне неимоверно сложно.

— К своему сыну, — отвечаю, не оборачиваясь, и сильней ухватившись за дверную ручку, делаю следующий шаг.

Тело болит.

Не просто болит, как если бы я перезанималась в спортивном зале, о, нет. Я чувствую себя, будто меня пустили под пресс и кажется, ни осталось единого места, что не отзывалось бы при движении жуткой болью.

Я не могу выпрямиться. Живот, против моей воли, не желает уменьшаться до обычных размеров и напоминает пустой парашют, тянущий вниз. Привычное уже поддерживающее движение ладонью теперь приобретает иной смысл — так я принимаю более-менее вертикальное положение.

— Я с тобой, — Марк догоняет меня на выходе из палаты, и я тяжело вздыхаю, опираясь лопатками о прохладную крашенную стену. Смотреть в лицо ему не хочу.

— Послушай, — подбираю слова, — ты от нас отказался, помнишь? А теперь ты нам не нужен. Справимся с сыном как-нибудь без тебя. А ты иди к тем, кто без тебя не может, — не удержавшись, я все-таки добавляю колкость. Вчера ему весь день названивала Татьяна.

И как бы я ни старалась не думать о том, чем занимался последние полгода Марк, не могу выкинуть из головы дурацкие мысли. И ругаю себя — мне что, не о чем больше думать?

Есть, конечно. Поэтому, едва дождавшись наступление утра, я иду в отделение, где проводят операции. Мне хочется успеть увидеть сына до того, как все начнется. Я… я просто хочу запомнить его.

Коснуться макушки, погладить нежную кожу щеки, рассмотреть каждый маленький ноготок на его тоненьких пальцах.

Вчера из-за общего наркоза я даже не слышала первого крика своего малыша, мне не дали увидеться с ним и не приложили к груди. Горькое ощущение пустоты, вызванной внезапной разлукой, заполняет изнутри. Мы были неразлучны столько месяцев кряду, каждое его движение я чувствовала как свое собственное, а теперь я осталась одна, разрезанная пополам, с бывшим мужем, что пытается меня схватить за руку и уверить в своей любви.

Но я отворачиваюсь, оставляя его позади. Он идет следом, я слышу шаги, и, наверное, в глубине души я даже рада, что он не отступает. По крайней мере, если я снова начну падать, будет кому меня подстраховать. Не ради нас — ради сына, ему нужна целая мама.

Я не успеваю буквально на десять минут.

Пробегающая мимо медсестра бросает находу:

— Соболевского забрали на операцию, — а у меня весь мир переворачивается внутри.

Я закусываю губу, поднимая кверху лицо. Ужасно сильно хочется разрыдаться от несправедливости — ну где я так согрешила, что последние несколько месяцев судьба буквально издевается надо мной? Мне кажется, что силы уже на исходе, я просто не знаю, как мне и дальше быть стойкой, я не умею.

Теплая рука касается моего плеча, обвивая, и я утыкаюсь в рубашку мужу, сграбастывая ткань непослушными пальцами. И рыдаю, в конце концов.

Я всего лишь женщина. Я только родила. У меня гормоны, и это нормально.

Он гладит меня по спине, молча, и в эту минуту, забыв, что ненавидела мужа буквально только что, я благодарна ему за присутствие, за немую поддержку.