АВРААМ (продолжает). Нет, шериф. Вы ничего не можете сделать, чтобы меня запугать. Вы не можете причинить мне боли худшей, чем я причиняю себе сам ежедневно, в наказание.
АВРААМ (продолжает). Освободите меня, шериф. Вместе мы найдем и убьем негодяев.
КУПЕРСОН. Укрывательство улик в расследовании нескольких убийств равносильно соучастию, мистер Вайсс. Вас могут повесить за то, что вы нам не подчинились.
АВРААМ. Если хотите вешать — вешайте тогда, когда я помогу вам и исполню правосудие.
ПИКМАН. Они убили твою жену? Это ее лицо нарисовано на твоих пулях?
АВРААМ. Когда я в темной комнате… наказываю себя своими лезвиями… передо мной является ее дух. Во время ее визитов мы говорим друг с другом и вспоминаем славные времена в фатерлянде… или когда мы только приехали в эту страну. Но всегда перед тем, как уйти, она говорит: «Почему те, кто меня изнасиловал и убил, еще живы?»
КУПЕРСОН. Надо идти, шериф.
ПИКМАН (Куперсону). Подожди. (Аврааму) И ты даешь этим разбойникам убить снова — надругаться над невинными людьми — лишь бы достать их самому?
АВРААМ. Да. Это ради жены, понимаешь… Я должен казнить их ради нее.
Уолтер, бледный и испуганный, выглядывает в переднее окно гостиной на улицу. Шериф Пикман и помощник Куперсон проходят мимо. Уолтер задерживает дыхание.
Пикман сидит в кресле-качалке на крыльце, уставившись в закат. На его коленях записка, которую оставила Валери.