Он боялся признаться себе в раздиравших его противоречиях. С одной стороны, защищать родной город – безумие – мешики будут слать отряды, пока его не уничтожат, но и стать изгнанником, которому как подачку уступят клочок земли рядом с Майяпаном, не мог. С другой стороны, молодая отвага горячила кровь, а гордость не позволяла уйти без боя, без единой попытки отстоять своё право. Чему ж его тогда учили и готовили столько лет? И может ли воин вот так просто уйти? Ему постоянно повторяли с детских лет: воину должно пасть в бою, но не уступить. Он вырос с этой мыслью… Как же ему не хватало отца, кого-нибудь, кто бы мог с ним поговорить и помочь советом, удержать от ошибок! Но сейчас остался один – к жрецам идти не было смысла – он перестал им верить. А Иш-Чель опять не смогла обратиться к духам, создавалось впечатление, что закрылся вход к богам.

Сообщение, что послы мешиков прибыли в город, распространилось мгновенно. С должными почестями их сопроводили во дворец халач-виника.

Кинич-Ахава неторопливо шёл к тайному окошку, хотелось увидеть незваных гостей до переговоров. Неожиданно для себя в потайной комнате наткнулся на жену, которая внимательно рассматривала мешиков. Похоже, этим она занималась уже долго. Почувствовав присутствие мужа, Иш-Чель вздрогнула и виновато улыбнулась. Сделав должный поклон, уступила место, тихо шепнув:

– Мой господин, это не послы, а воины… Обрати внимание: их руки – они словно ищут на своём боку дубинку! А лица!

– Ты наблюдательна, но их лица в боевой раскраске будут ещё страшнее, дорогая, – согласился Кинич-Ахава, когда внимательным взглядом окинул группу терпеливо ожидающих послов.

Мешиков было пятеро. Богато одетые, в ярких плащах, драгоценностях. Фигуры крепкие, с гордой осанкой. Узлы мышц на обнажённых торсах лишний раз подтверждали правоту Иш-Чель. За время наблюдения послы не обмолвились между собою ни словом. Они спокойно сидели, напоминая каменные статуи.

– Посмотри на их ноги, это даже не пилли. Явно предводители военных отрядов! А значит – в Анауаке уже готовятся к войне. Они здесь, чтобы рассмотреть городские укрепления! – Кинич-Ахава не сдержался и рассерженно стукнул кулаком о стену.

– Значит, война?

– Мешики не пойдут на мир, как надеются некоторые. Идём! – халач-виник с женой направились в зал к гостям, где у входа столкнулись с Уичаа.

– Я считаю, что мне нужно также присутствовать на приёме послов, дорогой сын: ещё одни глаза, ещё одни уши… – ответила она на немой вопрос, заметив, как недовольно сдвинулись брови сына.

Кинич-Ахава вынужденно кивнул, понимая, что спор бесполезен, а послы уже в зале.

За спиной мужа Иш-Чель внимательно рассматривала гостей, теперь вблизи. Больше всего её поразило сосредоточенное выражение лиц. На них читалась не хитрость и ловкость, свойственная дипломатам или торговцам. Это были лица с грубой обветренной кожей, а многочисленные шрамы подтверждали подозрения женщины – они не те, за кого себя выдают. Иш-Чель оглянулась и встретилась взглядом с Уичаа, та кивнула, тоже заметив мельчайшие детали в облике послов. Ей было известно правило ношения одежд у мешиков – когда "твои ноги покроются бесчисленными шрамами от битв, в которых ты участвовал, только тогда ты будешь иметь право прикрыть их от ночной прохлады полами длинного плаща". На гостях были короткие плащи. Столь явное откровение говорило о решении мешиков захватить город. Чтобы каждое слово было понято правильно, мешики пришли с переводчиком, который не стал медлить и объявил:

– Вам давалось двадцать дней на раздумье, и мы пришли за ответом. Мы печалимся вместе с вами и желаем, чтобы болезнь от халач-виника отступила. Нам очень жаль, мы, как и вы, надеемся на его скорейшее выздоровление… Но времени было достаточно. Мы ждём вашего решения, – говоривший не повышал голоса, но показывал, что его не провести рассказами о болезни правителя города. Крупные черты лица мешика были резкими и совершенно не смягчались большими глазами, слегка прикрытыми во время разговора тяжёлыми веками, которые не скрывали, а подчёркивали внимательный и острый взгляд. Крупный нос нависал над губами, они могли бы понравиться своей формой женщине. По обычаю нижняя была проколота, и из неё выглядывала золотая голова ягуара. Крепкий, надменно вздёрнутый подбородок, высокие скулы. Длинные волосы завязаны на макушке в пучок и спадают на широкие плечи, прикрывая дорогие ожерелья, жёстко и, как показалось Иш-Чель, хищно поблёскивающие в свете факелов.

– Мы готовы, – прервал наблюдения Иш-Чель голос мужа.

– Халач-виник уже собрал, что нам нужно? – немного медленно, тщательно произнося каждое слово, спросил мужчина, которого лучше всех рассмотрела Иш-Чель.

Голос у него был густой и сильный, в нем слышались властные нотки. Они выдавали в говорившем человека, привыкшего командовать. Он встал. Даже без оружия, с гордо вскинутой головой, настоящее олицетворение военной мощи Анауака

– Да, мои граждане собрали нужное.

– Вы доставите все к воротам города, – лёгкий кивок головой, ещё раз дающий понять, кто теперь хозяин положения, и послы направились к выходу в сопровождении охраны Кинич-Ахава.

Когда затихли шаги незваных гостей, присутствующие оживлённо стали обсуждать происшедшее. Никто не мог понять, почему халач-виник, так настаивающий на войне, вдруг резко изменил мнение.

– Мы пересчитали золото и зерно, которое принесли граждане, и то, что в нашей сокровищнице. Всего достаточно, мы можем откупиться от мешиков и прожить в мире, пока не прибудут воины Кокомо, – пояснил Кинич-Ахава, когда возбуждение слегка улеглось. – Напоминаю всем, кто ещё не понял – мешики пришли воевать! А нам нужно время!