— Худо наше дело. Раздолбают нас поляки.

— И долбать не придется. Шапками закидают.

— Ни черта. В двадцатом году мы долбали поляка под Ширвинтай.

— Тогда долбали — Вильнюс продолбали, Кратулис. Сейчас будем долбать — независимость продолбаем.

— Да эта наша независимость точно у девки невинность. С одного боку поляк зарится, с другого — германец... Кто первый цапнет, тому и отдадимся. Против ветру не подуешь...

— Да уж. Стоит ли зря кровь проливать.

Оптимистически настроены были лишь кукучяйские шаулисы, которых Чернюс с Мешкяле на всякий пожарный случай призвал с оружием в руках днем и ночью охранять родину. С этой целью малость укрепили шатающуюся каланчу на горке возле школы, составили строгий график дежурства да смены караула. Один шаулис на каланче следил в бинокль за польской стороной, другой — с винтовкой внизу его охранял, а остальные шестеро, дожидаясь своей очереди, углубляли военные познания. С самого утра в доме шаулисов — теория. После обеда, когда Чернюс возвращался из школы, все брали винтовки на плечо и под его командой отправлялись к каланче на маневры: рыли окопы — кто быстрее, швыряли деревянную гранату — кто дальше, кричали ура — кто громче, да шли в смертельную атаку, распугивая кошек и собак городка... И всегда впереди шаулисов был сын старосты Тринкунаса Анастазас. Не зря, ах, не зря господин Чернюс после третьих маневров, положив руку ему на плечо, перед всеми шаулисами и зеваками заявил:

— Будьте спокойны, наша нация малочисленна, но она победит, потому что один Анастазас Тринкунас стоит сотни польских солдат.

— Господин командир, чего же мы ждем? Почему первыми не атакуем поляков? — спросил Анастазас, которого будто на жеребца подняли.

— Терпенья, брат! Наш президент — неглупый старик. Он хочет сперва психическую атаку провести и посмотреть, что из этого выйдет. Голову даю на отсечение — у польского Рыдз-Смиглы уже сейчас полные штаны...

В тот вечер вернувшись в свой дом, шаулисы составили винтовки пирамидкой в коридоре, заперли дверь, повалились в изнеможении на скамьи и принялись толковать, что значат таинственные слова Чернюса — психическая атака. Не найдя ответа, задремали. Один только дежурный Анастазас бродил по комнате и продолжал ломать голову. Может, час, а может, и два ломал, пока наконец, потеряв терпение, не открыл тихонечко дверь и не побежал к Умнику Йонасу. Кто-кто, а Соломон кукучяйских босяков должен разгадать загадку Чернюса.

Умник Йонас, надев наушники, слушал «радия» и даже головы не поднял, когда вбежал Анастазас да восхвалил Иисуса Христа. Зато Розалия, вскочив после дурного сна и увидев рядом с кроватью чужого мужика, до смерти перепугалась и взвизгнула:

— Ирод, отстань! Йонас, спаси!

— Чего тебе от моей бабы надо, Анастазас? — спросил Умник Йонас, увидев незваного гостя.

— Не от вашей бабы... От вашего ума, господин Чюжас, — ответил Анастазас, несколько растерявшись, и заикаясь объяснил, какие обстоятельства привели его сюда.

Умник Йонас не любил зря разевать рот. Схватил Анастазаса за шиворот, усадил к «радии» да напялил наушники. В наушниках зудело, гудело, пищало, трещало, мяукало и лаяло... И сиплый голос сквозь эту галиматью кричал чужие слова:

— На Ковно!

— Господин Чюжас, что это значит?

— Что?! Что?! Психическую атаку!..

— Иисусе, дева Мария... Ирод, выражайся яснее! — окончательно проснулась Розалия.