= Почему мы ничего не знаем о происходящем с Тёмными? =

= Потому что, Рядовой, мы старая гвардия, уже не ликвидная. Джон работает в поле, в самоволке, поэтому и в курсе =

= А ещё моя контора несёт прямую ответственность за инциденты вроде Тёмных =

= Всё эти ваши фрилансеры. Ладно, Виселица, ты извини за грубые слова. Не каждый день тебя просят совершить суицид =

= Понимаю. Мне бы тоже было тяжело. Всё нормально. Президент обеспечит ваших родных лучшими условиями, на которые он только способен. Деньги, обучение, привилегии. Вы уйдёте героями, обещаю =

= Эх. Если б не твоя слава всегда исполняющего обещания человека, я бы ни за что не согласился на такое. Но Виселица — это виселица. От неё не сбежать. Передавай привет грёбанным машинам, когда доберёшься до них =

= До того света, Рядовой =

= До того света, Джон, Охотник =

= ПОЛЬЗОВАТЕЛЬ «ROOKEEEEE» ПОКИНУЛ ЧАТ =

= Это ты там на легионе розовом? =

= Я =

= Спускайся, я без оружия =

= Ок =

= ЧАТ ЗАВЕРШЁН =

Тумблер, отвечавший за положение в воздухе, оказался медленно опущен вниз. Крупненький корпус машины с той же скоростью начал спуск на крышу высокой новостройки, с двухэтажной парковой, установленной в специальном отделении на верхушке здания. В свете фар, возле коробки служебного лифта, стоял человек, слегка щурившийся и прикрывавший глаза от резкого порыва ветра. Автомобиль всё спускался и спускался, а я попутно с этим готовил две жизненно необходимые вещи — пистолет и бутылку виски. Крепкий, натуральный алкоголь приятно булькал в коричневом сосуде со стёршейся от времени этикеткой.

Прощальный подарок старому товарищу.

Щёлкнула и с гулом уехала вверх дверь водительского сиденья. Моргнуло переднее наностекло, окрашиваясь в чёрный сразу после выключения гравидвигателя. Five-Seven болтался в кобуре, слегка трепыхалось на ветру пальто. Я его не любил застёгивать, предпочитая свободу движений стилю. А вот Охотник, поправлявший старенький бежевый плащ, из-за старости обожал закутываться в несколько слоёв одежды. Говорил, что так согревает свои кости. Мы не верили, думали, шутит. А потом, на общем застолье, Пётр Васильевич признался, что лично оперировал его после какого-то тяжелого задания.

Почти всё, что могло сломаться в организме Охотника, было сломано. Пришлось собирать кости из осколков, осторожно сшивая каждую из них хирургическим лазером. Десять часов на столе, почти без анестезии — органы восстанавливались на месте ассистентом главврача. Никто не знает, как Семёныч выжил. Из органического у него по итогу остались только кости и мозг, а остальное пришлось заменить на синтетику и импланты. В таких случаях фантомная боль, преследующая «родные» части кибернетически модифицированных людей, неизбежна. Хорошо, что Охотнику было просто холодно, а не что похуже.

— Как кости? — мягко улыбнулся я старику с седыми дредами.

— Всё так же мёрзнут, — хмыкнул он, с механическим «ВЖИК!» двигая глазными яблоками. Ставили с расчётом на длительную экспуатацию, не на качество. А Семёныч после и вовсе отказался менять то, что ему вкрутили. Стандартный голубой цвет горел двумя фонарями, когда я подошёл поближе. — Давно не виделись, Джонатан.