— О ты, лучший поэт среди физиков, лучший физик среди поэтов! Ты гениален. Позволь мне тебя обнять.
Физик, утративший на минуту бдительность, позволил.
Лирик сгреб его в охапку и бросил в реку…
…Но после этого случая Лирик предавался сочинительству уже ежедневно.
IV. «БЛУДНЫЕ ДЕТИ»
— Рррррр!..
Это не овчарка зарычала в прихожей, а задребезжал у изголовья будильник. По башке его, окаянного, ненавижу будильники!..
7.00. Вставай, дорогой, чего там! Вставай, как солдатик, ать-два! Спатеньки хочется? Можешь лечь сегодня не в час и не в два, а в одиннадцать. Впрочем, черта с два ляжешь в одиннадцать! Старая песня: вечером не лечь, утром не встать… «Ррррр!.. Дррррр!.. Пррррр!» — на разных этажах, на разные голоса и на разные лады целый час поют в доме будильники — квартирные наши петухи.
8.00. За спиной хлопает входная дверь. В одной руке у тебя портфель, в другой — тепленькая, еще полусонная податливая лапка твоей синеглазой Букашки. Букашка в детсад, ты на работу. Не глазей, детка, по сторонам: родитель опаздывает! («Утром, как пуля, несется папуля».) На ходу вспоминается из чьих-то стихов: «Спешишь ты, облаков не замечая…» Да, это ужасно — жить, не замечая ни облаков, ни закатов, ни роста травы, ни птиц — ничего. А ведь живут…
8.15. Всходя на бегущую тропу эскалатора, ты раскрываешь свое дорожное чтиво. Можешь читать что душе угодно: хоть Дюма, хоть Ганзелку и Зикмунда… Это всецело твои минуты.
8.40. Вагон, из которого вышел ты и еще человек с полсотни, с облегчением вздохнув, приподымается на рессорах. Но тут же в него и вошло человек с полсотни. Снова осев, тяжко вздохнув пневматикой, поезд готов умчаться в черный зев туннеля. Из громкоговорителей зычный голос командует: «Граждане пассажиры! Проходите в головные и хвостовые вагоны, не загружайте середину поезда! Войдя в вагон, в дверях не останавливайтесь! Находясь в вагоне, уступайте места инвалидам и женщинам с детьми!..» Мягкий грохот автоматически сдвигаемого множества дверей. Поезд уносится. Ты в потоке людей медленно продвигаешься к выходу. Иной раз поток такой плотности, что слышишь, как тоскливо стучит сердце соседа. А сверху летят новые наставления и правила: «Стойте справа, проходите слева! Бежать по эскалатору запрещается!»
Каждый день одно и то же, одно и то же. Каждый божий день! Как им самим не надоест? Ни гибкости, ни изобретательности, долдонят, точно бездушные автоматы! А может, там у них и впрямь автоматы?..
8.50. Ты покупаешь газеты в киоске «Союзпечать». Киоскер уже в курсе всех новостей: «Сегодня в «Советской России» потрясающий подвал — суд над валютчиками. Вот вам еще и «Россия». Итого пятиалтынный. До завтраго!»
8.58. Садишься к своему рабочему столу…
Весь год изо дня в день повторяется это, как говорится, с немецкой пунктуальностью. Распорядок здоровый, разумный, твердый. Все это так. Однако к лету до того осточертевает сидеть сиднем, что словами выразить невозможно. Тогда-то мы и устремляемся кто куда, врассыпную. Иначе и жизнь не в жизнь. На собственный риск и вкус устраиваем свой отпуск. Как только достал с антресоли рюкзак — все, привычный уклад жизни нарушен, ты «сразу смазал карту будней» (Маяковский).
«Да здравствуют искатели дорог! Ведь тяжело лишь преступить порог!» (Леонид Мартынов).
Куда как это хорошо «проездиться по России», а то «заплывет телом душа» (Гоголь).
А еще: «Не развит ум у юных домоседов» (Шекспир).
А еще: «С детских лет путешествия были моею любимою мечтою» (Пушкин).
А еще: «Болезни, попреки, придирки и книги оставлены дома» (Уолт Уитмен).