Зимой в Коуровку стекаются любители лыжных походов. Наезжают сюда рабочие и служащие из Свердловска и ближайших заводов, чтобы провести на лоне природы воскресный день. Оказывает турбаза содействие и «дикарям», что очень гуманно. Попавшаяся мне в те дни свердловская газета «Уральский рабочий» писала: «Коуровская турбаза — самая крупная в нашей области. За лето она должна обслуживать пять тысяч «плановых» туристов и не меньше самодеятельных».
Там сытно кормят, не скупясь снабжают в дорогу, стараются, чтоб туристы у них не скучали, и — что главное — никто никого не ущемляет, не дергает. Распорядок дня существует и выполняется строго, но вы, если хотите, можете держаться от него несколько в стороне. Вас не будут вытаскивать по звонку из постели, не заставят нестись на физзарядку, силком не поволокут к четырехсотлетней лиственнице. Не знаю, вяжется ли это с новейшими веяниями педагогики и обществоведения, однако туристы довольны и не нахвалятся администрацией. Здесь все на доброй воле, на заинтересованности и на умном предположении, что отдыхающие умеют отдыхать, понимают, как им отдыхается лучше.
А теперь присядем на обрыве.
За Чусовой раскинулась Слобода, поодаль, у ниточки железной дороги, виднеется станция Коуровка. Чуть справа в сизоватом мареве проступают корпуса и дымы рабочего поселка Новоуткинска. Пересеченная, всхолмленная местность, присадистые, залесенные горы да причудливо отороченный то пильчатым лесом, то силуэтами разновеликих построек горизонт.
Устроившись на каком-нибудь плоском удобном камне, нагретом за день, как лежанка, хорошо помечтать вечером, когда, чем гуще сумерки, тем больше прохлады. Глубоко внизу туманится река. Даль помигивает где редкими, где частыми огоньками. Немало тут и огней подвижных — огни машин, поездов, пролетающих самолетов.
Огни земные — теплые, добрые, участливые; огни небесные — отчужденно-холодные.
С танцплощадки доносятся звуки радиолы и натренированно-бодряческий голос заправляющего весельем культурника: «Рряз-два-три! Рряз-два-три!» А музыка подчас такая забористая, такая въедливая, что нужна огромная сила воли, чтоб не ринуться, обезумев, вниз.
Мечтательнее всех других были настроены Совы. Так про себя окрестили мы двух девушек и сопровождавшего их молодого человека. Все трое в очках. Все трое научные работники из Москвы. Милые, но несколько обремененные собственной ученостью люди. (Про себя мы гадали: не треугольник ли?.. А если треугольник, кто же в кого?.. У одних выходило
Прелюбопытнейшей фигурой был Вадим-лохматый: высокий, неторопливый, всегда невозмутимо спокойный, с густой копной давно не стриженных волос цвета соломы, нависавшей на его серые глаза мечтателя. Брился он, кажется, только однажды, под Кыном. Поэтому и загорелое лицо его тоже было лохматеньким. В зубах у него всегда дымилась папироса. Копну своей буйной соломы он прикрывал фетровым колпаком. С виду форменный Робинзон! Зимой он студент технического вуза, а летом бродяга, то бишь инструктор на какой-нибудь из турбаз. Так и живет. Что ни год, то и турбаза новая. Места он выбирал, что подичее. На Коуровской он работал тогда первое лето, а поездка с попутной нам группой была для него третьей поездкой по Чусовой. Туристам он был друг и брат, его любили и даже слушались, хотя он и не стремился повелевать, верный духу своей турбазы.
Все деятельно готовились в путь-дорогу. Конопатили и смолили лодки, прилаживали уключины, подгоняли весла, прибивали к днищам лодок дощатые решетки — «рыбины», которые должны были уберечь вещи от воды, ремонтировали палатки.
Одним словом, работа кипела. И все больше сине-голубых лодок, готовых в поход, выстраивалось у наспех сооруженного пирса, а если сказать попросту, у деревянного настила рядом с лавами.
Девушки из радиального маршрута, наблюдавшие все это, уязвленно ворчали:
— Что за народ эти водники! Таскают рюкзаки да лодки смолят, потанцевать не с кем!
А танцевать они готовы были даже днем — своего рода энтузиасты!
Колдовали и мы над «Уткой». Историк был за то, чтоб все сделать как можно добротнее, Физик считал, что «незачем наводить политуру на лак», главное — это обогнать группу Вадима-лохматого и выехать минимум на сутки раньше их. Лирик готов был к отплытию в любую минуту. «Применим комплексно-поточный метод, — призывал он, — неполадки ликвидируем по дороге!»
Управившись с делами, туристы разбредались во все стороны от Собачьих ребер. Многие шли в Слободу. Село как село. Выделяется разве лишь старая каменная церковь, встающая на высоком берегу у самой воды. Ну а кто заинтересуется церковью, тот поневоле обратит внимание и на новый поповский дом, воздвигнутый по-соседству.
Он построен так, как принято было строить в здешних местах и как нередко еще строят и теперь: дом и все надворные постройки составлены буквой П открытой стороной к улице. От улицы двор отделен воротами и калиткой. Двор так называемого вятского типа — крытый, с полом. Получается, если прибегнуть к техническому термину, «в самой себе замкнутая система». В таком доме не страшны ни снегопады, ни злые ветры, ни лютые звери. Вот уж действительно: мой дом — моя крепость!
Хозяин этого строения (рослый, плечистый человек, ходящий широким солдатским шагом), повстречавшись однажды с группой туристов на узкой дорожке, а точнее, на лавах и предупредительно давая молодежи пройти, произнес довольно внятно, хотя и не очень приветливо: «Ишь, блудные дети!» А про себя, надо полагать, добавил: «Носит вас тут нелегкая!» Оно и понятно: чем застойнее жизнь, тем вольготнее священнослужителю. На Среднем же Урале о тихом житии остается только мечтать. А тут еще эти туристы, что толкутся не только на своей денно и нощно кипящей базе, но и на селе от них, как на проходном дворе.
У многих «блудных детей» на груди значок «Турист СССР». Они в массе своей люди бывалые, видавшие всякие виды, неугомонные непоседы, для которых лучший отдых — движение, смена впечатлений, новые знакомства, радость узнавания, маленькие и большие открытия Кто вкусил привольной туристской жизни, тех палкой не загонишь ни в санатории, ни в дома отдыха; они будут томиться (простите за банальность) как птицы в клетке, ибо у туриста особая психология, равно как и этика. Это как бы про них сказал известный наш ботаник академик Гроссгейм: «Какое счастье жить на нашей земле, работать для нее, изучать ее, любоваться ею!»
За те два дня, что мы провели возле турбазы, готовясь к отплытию, мы успели со многими познакомиться и потолковать. Немало узнали мы о своих попутчиках и во время плавания, так как постоянно с ними сталкивались, а по вечерам нередко ходили к ним «на огонек». Наиболее плодотворной для знакомства оказалась ночевка у Собачьих камней (не ребер, а камней), о чем разговор будет особый.