Докторша была молодая, явно недавно после института. Прямо как я. Спиваченко снисходительно улыбнулся:

— Смерть и жизнь в больнице ходят рядом. Привыкнете.

Утром я попытался историю со звонком Давида спустить на тормозах. Мол, ничего интересного не произошло, мелочи жизни, сейчас поеду и разберусь.

— Хреново у тебя, Панов, врать получается, — сказала Аня, наглаживая мне рубашку. — Глаза выдают. Так что есть над чем поработать. Мне Симка всё рассказала, про какую-то мафию и ловлю бандита.

Вот он весь цимес жизни с еврейками — все всё про всех знают.

— Если обо всем в курсе, то зачем спрашиваешь?

— Андрей, я боюсь, — вдруг всхлипнула девушка. — Ты мне можешь пообещать, что всё хорошо закончится?

— Могу. Но не буду. Слушай, мать, ты не забеременела часом? Что-то ты в последнее время какая-то эмоционально лабильная.

— Дурак, это я от счастья, — она вытерла щеку ладошкой. — Но я готова предпринять несколько попыток заполучить семенной материал. Возвращайся поскорее, ладно?

Мельник ждал меня у общаги. Вчера я и ему позвонил, предупредил. Возле его ног лежала сумка, которая глухо звякнула железяками, когда он бросил ее на заднее сиденье.

— Арматура? — спросил я, вспомнив Орел.

— Не, три монтировки. Ни один мент не прикопается.

Ну да, булыжник — оружие пролетариата, а монтировка — то же самое, только у советского водилы.

Следующий пункт нашей программы — товарищ Ашхацава, простой советский князь. Кстати, это обстоятельство своей семейной истории он тщательно оберегал от любых посягательств. Хочешь подраться с Давидом — сначала скажи, что в их краях князем считался всякий, кто владел тремя овцами, а потом добавь, что княжеская фамилия покупалась за одного барашка и он у меня даже есть — не поможешь договориться? Готово, спарринг-партнер с красными как у быка глазами ждет вас. Как по мне, дурь несусветная.

Давид с Мельником полезли на заднее сиденье. Ибо четвертый член нашего коллектива, сержант милиции Дима, в гражданском плаще поверх формы, уже приплясывает на перекрестке.

Место встречи у нас было очень, мягко говоря, экзотическим. И знакомым. Я же здесь на вызове был, в этой деревне, когда бомжиха сгорела. Лакоба в компании с двумя «коллегами», приехал после нас, на скромной «шестерке» белого цвета. Как рассказывала мне Шишкина, таких на всю Москву — десятка три, не больше. Ну, ей на эксклюзиве, хоть и принадлежащем папе, ездить было приятнее. Поэтому я осторожно повышу количество белых жигулей шестой модели до сотни на город.

Возле нас вор только притормозил, махнул рукой — давай за мной, и двинулся дальше. Остановился неподалеку от какой-то халупы с перекосившимся заборчиком и окнами, в которых стекла местами были заменены полиэтиленовой пленкой и фанеркой. Бомжатня, короче. Я даже представляю, чем там внутри воняет.

Мы выбрались из машины и подошли к абхазам. Один Дима остался внутри. Его время еще не наступило.

— Ну вот, доктор, получай, — картинно взмахнув рукой, показал на домик Лакоба. — Там твой Ампула.

Нда... Методы конспирации тут неуместны.