— Смешно, — оценил Райкин под улыбки коллег. — Только не для еврейских детей. Вы даже не представляете, на какие жертвы идут иногда родители, чтобы заставить ребенка играть на скрипке.

Смысл сказанного доходил до нас с Капитоновой секунд пять, потом мы одновременно засмеялись.

Признаюсь, я нарушил инструкцию, которая запрещает личные просьбы и вообще любое общение с пациентами вне служебных обязанностей. Попросил автограф. И я был не одинок. Вся бригада вместе со мной в нарушители записалась. Но мы никому не скажем. Вот в такие минуты начинаешь жалеть об отсутствии камер для селфи.

Странное дело эти ноябрьские снегопады. Все понимают, что растает, но дороги тщательно чистят. Особенно там, где ездит начальство. А так как это столица, то руководителей всяких здесь всегда было до... очень много, короче. И процесс некоторые из них контролируют лично. Не верят на слово исполнителям.

Мы выехали из ворот ЦКБ и по Маршала Тимошенко спокойно подкрадывались к Рублевке. Километров двадцать на спидометре. Никого не трогали, не мешали участникам дорожного движения, потому что кроме нас никого не было. Я расслабленно смотрел вперед через лобовое стекло. Вот к дорожной технике подъехала черная «Волга» и из нее вылез какой-то мужик, который сразу начал потрясать кулаками. Почти одновременно с ним автомобиль покинул водитель. Кто его знает, может, ноги размять, или покурить, к примеру. А вот...

— Бля-а-а-а! — протянул в восхищении наш водитель, до этого за целый день сказавший от силы слов десять.

Да уж, я готов к нему присоединиться. Ибо какой-то хрен на здоровенном тракторе подъехал к начальственной машине и, не замечая ее, продолжил движение. Что там, мелочь пузатая под днищем скрежещет? Да и ладно. Короче, тракторист вынырнул из дум только когда заехал на капот «Волги». И остановился. Когда мы подъехали, он всё ещё сидел в своей кабине.

Начальник, конечно, обалдел. Он подошел, посмотрел на это чудо, развернулся и начал ритуальную боевую пляску вокруг поверженного средства передвижения. И правда, на чем его сейчас увезут? Как он продолжит переживать за уборку снега? Зато его водитель явил образец стойкости и спокойствия, стоял и курил, будто ничего и не произошло. Тут кто-то полез к трактористу и сразу замахал нам руками.

— Давайте поближе, — скомандовал Спиваченко.

— Сознание потерял! — крикнули нам.

А вот и уличный вызов. Как же я по ним соскучился в прилизанной кремлевской скорой!

Вытащили тракториста, спустили вниз. Да уж, на эту махину и здоровым пока залезешь... Посмотрели — живой, бледный только сильно, но шевелится немного.

Достали кардиограф, бросили электроды на конечности. Ёксель-моксель, вот это инфарктище! Да эту кардиограмму ни один двоечник ни с чем не спутает!

— Шестьдесят на двадцать, — сообщила измерявшая давление Капитонова.

Поздравляем, у вашего пациента кардиогенный шок. Спиваченко только глянул мельком на пленку и заступил на капитанский мостик.

— Промедол, лидокаин в мышцу! Разворачиваемся, назад в больницу! Цигель, цигель, товарищи!

Пока сдавали тракториста, заспорили. Спиваченко был уверен, что цигель — это «время» по-немецки. Этот вывод он сделал после просмотра знаменитой «Бриллиантовой руки», где Миронов отбивал Никулина от стамбульской «проститутки» цигелем, постукивая по часам. Какое же было удивление врача, когда я сообщил ему про отсебятину сценаристов, которые особо не заморачивались и придумали тарабарщину.

— Цигель, — это вроде бы коза по-немецки — вспомнила Капитонова.

— Нет, кирпич — возразил я.

— Товарищи! — на нас укоризненно посмотрела дежурный врач, которая оформляла водителя — Вам не стыдно? Тут пациент тяжелый, а вы развели!..