Свету захлестнула волна ярости, она набрала в грудь воздуха и, не дав договорить Эдуарду, во весь голос закричала:

– И для кого эта лестница? Для девушки в пламени? Это ты потерял?

Он вскочил и начал бить ногой Свету по ребрам.

– Не смей! – удар. – Говорить! – удар. – О ней! – удар. – Своим! – удар. – Поганым! – удар. – Языком!

Он нанес еще несколько коротких и быстрых ударов и отскочил назад.

– Вы… – Эдуард вскинул на Свету трясущийся указательный палец. – Вы все ничтожны, вы и ногтя ее не стоите! – кричал он с надрывом и болью в голосе. – Она была всем для меня, мы любили друг друга. И что?! Ее нет, а вы, – он провел пальцем вокруг себя, словно в помещении находился еще кто-то, – бесполезные куклы, прожигающие свою жизнь ради минутного удовольствия. Машины, тусовки, дискотеки, шмотки – вот ваша бля…ая сущность. Она была выше этого, она стремилась к духовной красоте и меня вела с собой. Она любила не за деньги, она любила душу. Она была ангелом, посланным на землю. Она, она… – Эдуард по-звериному оскалился и сжал кулаки. – Я готов сотню таких, как ты, отправить на тот свет, лишь бы она жила! Хочешь узнать, как другие умерли? – Он схватил Свету за подбородок. – Хочешь?

Красавина попыталась помотать головой, но крепкие пальцы сжали нижнюю челюсть с такой силой, что Света почувствовала, как ее зубы врезаются в щеки.

– Хочешь? – продолжал Эдуард, брызжа слюной ей в лицо.

– С одной я слил кровь. Да, кровь! По капле. Она висела вон там. – Он показал на кусок трубы, торчащий из стены. – Висела и сочилась.

В отражении зеркальных очков Света увидела свои наполненные ужасом глаза. Она словно перенеслась назад во времени, чувствуя боль девушек, срастаясь с их страданиями и принимая на себя муки, пережитые ими.

– Другая. О-о-о! Я сунул ее головой в муравейник, она долго мучилась, дергалась, извивалась, как гусеница, пока муравьи не прогрызли ее куриные мозги. А с одной было еще веселее, она все время пить просила. Да! Я досыта ее напоил! Завязал тряпкой рот, знаешь, вот так. – Он провел ладонью себе под глазами. – И тоненькой струей лил воду на тряпку до тех пор, пока она не затихла. А одну, одну повесил за шею на ремне и привязал к ногам кирпич. Как она трепыхалась, как трепыхалась… как мотылек в паутине! – Все его тело начало содрогаться, изображая агонию жертвы.

Света собрала все силы и, изогнувшись, со всего маху ударила его острым носком сапога в пах. Эдуард взвыл, схватился обеими руками за ушибленное место, сложился пополам и упал на колени, прямо под новый удар. Каблук врезался ему в переносицу, с хрустом сломав очки и отбросив его на спину.

– Это тебе за Ирку и за всех девчонок, – разбитыми губами прошипела Света.

Эдуард катался по полу, одной рукой пытаясь остановить кровь, льющуюся ручьями из сломанного носа, и зажав другую между ног. Красавина смотрела на него змеей, вырвавшейся из цепких зубов мангуста и нанесшей предсмертный укус. Рыча, пуская кровавые пузыри, он поднялся на ноги. Разломанные очки слетели с переносицы, открыв безвекие, пылающие огнем глаза.

– Тварь!!! – закричал он и обрушил тяжелый удар кулака Свете в висок.

Красавина дернулась и обмякла, повиснув на прикованных браслетами к трубе руках.