Адему Гжуре, командиру одной из групп, засланных американской разведкой в ноябре 1950 года из военного лагеря в Гейдельберге, удалось остаться в живых. В 1983 году он рассказал мне, что его отправили на место без всякого плана действий, и он не знал, где искать единомышленников. В его группу набрали людей без учета их физической или моральной подготовки, а также психологического состояния. Они были тощими и слабыми, в общем, никакие не «коммандос». Их подготовка тоже была весьма относительной. Их выбрасывали над Албанией на парашютах без единого тренировочного прыжка — вся их парашютная «подготовка» состояла в том, что они спрыгивали со столов на пол. Самолет, доставивший их на территорию Албании, шумел так, что это могла слышать вся округа. Деннис тоже это подтверждает: «Было ошибкой высаживаться на парашютах. Самолет в пустынной местности слышно за многие мили. Надо было использовать небольшие катера».
Короче говоря, Великобритания и в большей степени Америка использовали «эльфов» как подопытных кроликов. Их засылали задешево рисковать своими жизнями при малых шансах на успех и большой вероятности быть раскрытыми. А ведь можно было заниматься разработкой более серьезных операций против других союзников Сталина. За два дня до того, как Джура приземлился в Албании, в район предполагаемой высадки был введен контингент внутренних войск численностью в 200 человек, которые уже знали о десанте и даже говорили местным жителям о том, что здесь должен приземлиться на парашюте Адем Джура. Группа не попала в расставленную для них ловушку только потому, что случайно пролетела место выброски и приземлились в нескольких милях от него[137].
Произошла и еще одна накладка, куда более непростительная, чем остальные. Албанская операция шла полным ходом, когда случилась беда с ее организаторами. 25 мая 1951 года два высокопоставленных дипломата, имевших связи с тайными службами, Гай Берджесс и Доналд Маклин, перебежали в СССР. Вскоре выяснилось, что они были советскими агентами еще до войны. Сразу же под подозрение попал Ким Филби, который по-дружески относился к Берджессу и в Вашингтоне предложил ему остановиться у себя. Филби был немедленно отозван в Лондон и допрошен королевским адвокатом Хеленусом Милмо, а также Диком Уайтом из МИ-5. В 1983 году Уайт сказал мне: «Я уже тогда был полностью уверен в том, что Филби виновен. Иначе зачем он выбрал себе такое прикрытие и присоединился к англо-германскому товариществу, а также предложил себя для журналистской работы в Испании на стороне генерала Франко? Но мои подозрения никто не разделял. Его служба поддерживала его. Они даже мысли не могли допустить о том, что он предатель. У него была исключительно хорошая репутация». Впоследствии в том же году Филби попросили покинуть спецслужбы. По словам Дика Уайта, это было сделано в основном для того, чтобы успокоить американцев, охваченных истерией маккартизма, не были приняты во внимание положительные рекомендации, данные его друзьями, включая Джорджа Джеллико, который считал, что с Филби обошлись ужасно.
И все же, зная о том, что албанская операция полностью провалена и что один из ее организаторов состоял на службе у врага, что на протяжении двух лет он направлял поступающую к нему информацию тем, против кого он по идее и должен был сражаться, — несмотря на все это британская и американская разведки продолжали посылать албанцев на поле боя, где у них не было никаких надежд остаться в живых.
Например, Мухамед Зекир Ходжа (не имевший никакого отношения к диктатору) прошел подготовку в лагере у американцев близ Гейдельберга, затем был отправлен в Грецию, откуда на парашюте высадился в Албании в ночь на 23 июля 1951 года, через два месяца после того, как Берджесс и Маклин сбежали в СССР. Он рассказывал: «Около полуночи мы высадились на равнине Вергой, которая должна была быть безопасным местом. Но вместо этого оказалось, что мы окружены албанской службой безопасности и вооруженными жителями. Мы начали сопротивляться, и двое из нашей группы были убиты, а двое остальных попытались скрыться. Мы бродили по горам, и вечером 28 июля натолкнулись на еще более многочисленный отряд. Меня ранили в руку и захватили в плен»[138]. Ходжа был приговорен к двадцати годам тюремного заключения, а отсидел более двадцати четырех, и большую часть из них провел в позорно известном лагере Буррел.
Последний провал албанской операции спустя два года после увольнения Филби привел к массовой чистке как мнимых, так и реальных врагов, которую провела албанская полиция. Были арестованы тысячи человек. Многих расстреляли за участие в этой непродуманной британцами и американцами попытке «свергнуть» власть коммунистов.
Изучая это мрачное дело в начале восьмидесятых, когда Энвер Ходжа все еще был у власти, я размышлял о том, что именно эти люди-«призраки» из «пустыни зеркал» МИ-6 и ЦРУ ставили в 1970 году под вопрос мое поведение и мой патриотизм и быстро оборвали мою карьеру; по крайней мере, один человек точно был у них на платной службе — редактор «Сервей» Лео Лабедз, который продавал лживые факты о якобы моем сотрудничестве с коммунистами в непристойный журнал, чем немало испугал моего начальника по палате лордов Джорджа Джеллико. Эти инсинуации не могли не напомнить ему похожую ситуацию, в которой он сам оказался из-за своих тесных отношений с Филби и Берджессом в Вашингтоне в 1951 году после побега Берджесса и увольнения Филби. Именно эти «стражи национальной безопасности», по словам моего начальника по фракции Майкла Сент-Олдуина, и заявили Эдварду Хиту, что тому угрожает скандал, если я останусь на посту министра в 1970 году, или если он восстановит меня после того, как я выиграю суд в 1972 году, или даже если он направит меня в Европарламент в январе 1973 года.
Но свою книгу «Великое предательство» я написал вовсе не из-за этого. Мне не хотелось заново переигрывать ту битву начала семидесятых. Я просто хотел узнать, почему эти безответственные «стражи» присвоили себе право на основе неубедительного и непродуманного плана посылать людей на верную смерть прямо в засаду на территории врага. Я очень уважал таких людей дела, как Эймери и Смайли, которые предложили эту идею, но не тех сотрудников МИ-6, которые командовали самой операцией и не прекратили ее, когда неудача стала очевидной. Они должны были знать, что все пошло не так, и обязаны были остановить ее, чтобы тем самым спасти ее участников. Но даже в 1994 году британские и американские официальные лица отказались опубликовать официальные документы, в которых содержались детали и описание этого безумного предприятия.
Почему они не свернули операцию в июле 1951 года, когда стало ясно, что предатель находится у ее истоков? Парламент не информировали о политике «снятия с орбиты» и не дали ему надзора за ее исполнителями. Премьер-министр и его коллеги не могли постоянно заниматься только контролем или надзором. Пресса также была далека от этих событий. В отличие от американцев, у нас в Великобритании нет законов о вмешательстве в частную жизнь и о свободе информации. Специальный раздел Закона об официальной информации от 1988 года обязывает настоящих и бывших сотрудников секретных служб не разглашать служебную информацию в течение всей жизни. В общем, они могли продолжать наносить увечья маленькой балканской стране. На деле они были опасным бесконтрольным орудием в арсенале британского правительства, и скоро мне пришлось в этом убедиться.
Книга «Великое предательство» была опубликована в 1984 году, а отрывки из нее периодически появлялись в прессе. Би-би-си сняла фильм на ее основе, а затем ее перевели и издали во многих странах, включая Албанию (в 1994 году). Хотя читали книгу многие, число тех, на кого она произвела должный эффект, было небольшим, возможно, отчасти из-за неопределенного положения Албании или из-за мнимой неуместности публикации в свете отношений между Востоком и Западом, а отчасти из-за того, что сама описанная история была такой невероятной и неправдоподобной. Многие рецензенты называли книгу «сюрреалистической». Едва ли кто-то из современных историков знал, откуда начать проверку изложенных фактов. Многим мое повествование казалось обыкновенной беллетристикой, выдуманным рассказом о заговоре против выдуманного правительства несуществующей страны.
Энвер Ходжа умер в 1985 году, и сразу после его смерти в Албании начались небольшие изменения. Эту страну стали посещать министры европейских стран. Медленно росла торговля с Западом. Но отношения с Великообританией не наладились из-за конфликта с британскими эсминцами и албанским золотом, произошедшего в 1946 году. Правда, нескольким авиакомпаниям разрешили отправлять чартерные рейсы с храбрыми туристами; кормили их как в худших британских школах-интернатах, зато показывали много достопримечательностей. Я решил сесть на один из таких рейсов и 18 ноября 1988 года прилетел в Тирану.
Полет из Лондона занимал всего два часа, но это было больше похоже на перелет на обратную сторону Луны. Мы заполнили таможенные декларации, подтвердив, что не везем с собой взрывчатки или религиозной литературы, подождали, пока досмотрят наш багаж, и сели в туристский автобус. Наш гид, известный сотрудник албанских спецслужб Илье Жулати, поделился с нами положительной информацией. Из-за отсутствия личного транспорта в стране нет пробок на дорогах. Окружающая среда не загрязняется промышленными выбросами, нет грабежей и наркотиков. Местным жителям не разрешали общаться с иностранцами. Готовили они на дровяных печах. Все были равны. Зарплата у всех была мизерной. Стены зданий не были исписаны, а в удобрениях не использовались химикаты. Из окна автобуса мы видели, как женщины вручную собирают фрукты и овощи, и со стороны это выглядело очень красиво. Находившиеся среди нас экологи были в полном восхищении.
Проблема этой сельской идиллии состояла в том, что в ее основе лежали репрессии и бедность. «Это неправда, что у нас арестовывают за то, что люди ходят в церковь, — заявил наш гид. — Как это возможно? Ведь в стране нет церквей. Неправда, что в Албании запрещены забастовки. Просто их не было с 1944 года». На последних выборах, продолжал он, явка составила сто процентов, причем все единогласно проголосовали за Партию труда. Это означало, что в день выборов никто не болел, а также не находился за пределами страны и поэтому не смог проголосовать. Нам показали музей доблестного министерства внутренних дел, которое разоблачило заговор стран-агрессоров и заставило их агентов расстаться с оружием и даже с жизнью. Эймери, Смайли и других бывших бойцов «Отряда специального назначения», воевавших вместе с албанцами в годы второй мировой войны, изображали не иначе как фашистами, военными преступниками и врагами албанского государства.
На следующей день нашего пребывания заместитель министра иностранных дел Магомет Каплани и другие лица заявили нам, что Сталин слишком мягко обошелся с теми, кто критиковал советскую систему, что перестройка является порочной ересью, что Горбачев — изменник, что Югославия — капиталистическая страна, что религия — это бацилла чумы и что «однажды все вы изберете путь, по которому пошла Албания». В общем и целом, это было не очень приятно. Когда мы подходили к самолету после четырех дней пребывания в стране, то увидели, как из самолета выходят сотрудники тайной полиции, которые проверяли салон, туалеты и багажные полки, чтобы там не спрятался какой-нибудь несчастный албанец.
Теперь я понял, почему албанцы рисковали жизнью, бросаясь в море. Всего три мили отделяли их от ближайшего греческого порта Саранда. Кое кому удалось до него добраться с помощью спасательных кругов, но многих расстреляли в воде.
Прошло два года, и к концу 1990 года благодаря влиянию внешнего мира, особенно итальянского телевидения, вера албанцев в ленинизм покачнулась. Отмена шестой статьи советской конституции, состоявшаяся годом раньше, позволила антикоммунистическим силам России выйти из подполья и принять участие в общественной деятельности. Центральная Европа занялась частным предпринимательством. И вот часть тонкой политической прослойки, большинство которой состояло из тех же коммунистов, начала сомневаться в странной «религии», гипнотизировавшей их на протяжении сорока пяти лет. Сали Бериша, известный хирург-кардиолог, стал одним из главных критиков политики партии. Его поддержали и другие. 14 декабря 1990 года Тирану и другие крупные города потрясли волнения. Люди сносили памятники Ходже и Сталину, да и памятники Ленину простояли немногим дольше.
Один такой случай произошел в Эльбасане. Несколько тысяч людей вышли на улицы, потрясая кулаками. Некоторые атаковали общественные здания. Мидхат Хавери, молодой критик режима, с помощью громкоговорителя овладел вниманием толпы, добился от нее скандирования лозунга «Свобода и демократия!» и продемонстрировал знаменитый черчиллевский жест антикоммунистов всей Европы, сложив пальцы в виде буквы «V». Так он уверил собравшихся, что в тот день они одержали победу, не прибегая к насилию. Постепенно толпа разошлась. Поздно ночью полиция явилась в квартиру Хавери, где тот жил с женой и двумя дочерьми, и забрала его в тюрьму. Там по приказу начальника полиции Владимира Хайзи его жестоко пытали, как вероятного зачинщика восстания. Через пять дней он был приговорен военным трибуналом к двадцати пяти годам тюремного заключения по обвинению в попытке государственного переворота.
Правительство президента Рамиза Алии понимало, что им не долго осталось управлять страной. К концу 1990 года они были вынуждены объявить кардинальные изменения. В будущем Албании предстояло стать плюралистической и демократической страной со смешанной экономикой. Первые многопартийные выборы были назначены на 31 марта 1991 года. Демократическая партия, которую возглавлял Сали Бериша, встала в оппозицию к коммунистам. В первые же недели 1991 года началась поспешная предвыборная кампания, я же был приглашен в качестве одного из наблюдателей. Для приема иностранных парламентариев и журналистов, которым предстояло освещать великий демократический эксперимент, был построен специальный центр. 29 марта я вылетел в Тирану.
Страна сильно отличалась от той Албании, которую я видел тридцать месяцев назад. Рамиз Алия и его сторонники поддерживали идею построения экономики на основе западной помощи. Это означало, что они желали продемонстрировать свою демократичность и готовность с уважением отнестись к западным нормам, касающимся соблюдения прав человека. Но стране предстоял долгий путь. Некоторых политических заключенных освободили, других же арестовали снова в свете последних событий, одних за излишнюю агрессивность, других за слишком громкое выражение своего мнения. Председатель избирательной комиссии Рек-схеб Майдани сам был кандидатом. Оппозиционная демократическая партия страдала от нехватки средств для проведения агитации: телефонов, машин, факсов, принтеров, громкоговорителей. Ее кандидаты передвигались из деревни в деревню на ослах, велосипедах или вообще пешком. Коммунисты были богаче, более грамотно манипулировали людьми, и самое главное — они контролировали радио и телевидение.
Именно 30 марта в Эльбасане мы впервые узнали о деле Мидхата Хавери. В штаб-квартире демократической партии нам сказали, что он находится в местном полицейском участке в одиночной камере, где его морят голодом, пытают и отказывают ему в медицинской помощи. Мы с друзьями в окружении небольшой толпы сторонников демократической партии тут же двинулись к полицейскому участку. Мы постучали в дверь и попросили, чтобы нас принял начальник полиции. Через десять минут нас проводили в кабинет Владимира Хайзи. Мы спросили, можно ли увидеть Хавери. Ответ был отрицательным. Тогда мы спросили, находится ли он в этом здании. «Да, — ответил Хайзи, — он отбывает свой двадцатипятилетний срок за вандализм». Мой коллега по Европарламенту Эдвард Макмиллан Скотт справился о состоянии здоровья заключенного. «Хорошее», — последовал ответ. В таком случае, сказали мы, можем ли мы повидаться с ним, чтобы удостовериться в этом? «Нет». Шеф полиции был непреклонен, но нервничал. Наверное, ему было странно, что его допрашивают иностранцы в его собственном полицейском участке.