— Ладно, я все же пойду, поищу Алексея, — поднялся Гаршин. — Вам что-нибудь нужно?

— Да вроде бы нет… хотя не смог бы ты передать о моем состоянии нашему полковому врачу.

— Мирону Яковлевичу?

— Ну да, Гиршовскому-младшему.

Палата, в которой лежал Будищев, не то чтобы пустовала, но раненых и больных в ней было гораздо меньше, чем во время боевых действий, когда она иной раз бывала просто переполнена. Так что лежал он в стороне от остальных, и соседи до сих пор не слишком докучали ему. Однако, увидев его сегодняшних посетителей, у них разыгралось любопытство, и, едва прапорщик ушел, один рябой от оспин солдат с правой рукой, висевшей на перевязи, присел рядом с ним.

— Я гляжу, не простой ты человек, господин унтер, — задумчиво заметил он. — То жандармы к тебе приходют, то другие офицера!

— Это точно, — хмыкнул Дмитрий. — Но что характерно, ни одна сволочь не догадалась апельсинов принести на поправку. А я бы сейчас заточил чего-нибудь цитрусового!

— Ишь ты, — озадачился солдат. — Это что же за зверь такой, «липесин»?

— Это, брат, такой фрукт. Очень пользительный при болезнях.

— Скусный?

— А то!

— На что похож-то хоть?

— Как тебе сказать, — задумался Будищев, и в глазах его мелькнули озорные огоньки. — Апельсин он, короче, сладкий, как будто девку любишь!

— Да иди ты! — у раненого округлились глаза. — Нешто так бывает?

— Вот тебе крест!

Проводив глазами озадаченного донельзя солдата, Дмитрий представил, как тот будет объяснять жандармам вкус апельсина, и на душе повеселело.