Вот поэтому он присутствует и на жеребьевке присяжных заседателей, и на оглашении обвинительного заключения, и на зачитывании предварительных выводов по делу, составленных председателем суда присяжных. Затем следуют показания свидетелей, изучение личности обвиняемого, выступление руководителя следственной группы, выступления экспертов-криминалистов, обвинительная речь прокурора, защитные речи адвокатов и т. д. После трех дней судебных слушаний нам уже легче понять то, что произошло, хотя Максим по-прежнему говорит мало и ограничивается фразами типа «Я точно не помню… да, может быть, если вы так утверждаете…» и т. п., тем самым вынуждая председателя суда снова и снова возвращаться к документам дела.
Максиму не повезло, так как он родился в неблагополучной семье. Когда ему было пять лет, его мать, у которой было пятеро детей, ушла от его отца после того, как тот однажды вечером, будучи сильно пьяным, заявил, что убил их недавно родившегося ребенка. За несколько месяцев до этого она обнаружила малыша лежащим в кроватке без признаков жизни. Позже мужчина отказался от своих слов и говорил, что это был просто пьяный бред. Родители часто ссорились, иногда эти ссоры переходили в драки. Мать написала жалобу в полицию, но ее оставили без рассмотрения.
После расставания с мужем мать часто меняла сожителей. Наконец, она встретилась с мужчиной, решившим, что Максим слишком неуравновешенный и жить с ним вместе под одной крышей невозможно. Мать уступила просьбе нового сожителя, и они передали ребенка органам опеки. Буйное поведение Максима в начальной школе еще больше усугубило его положение: родители других детей сделали все, чтобы добиться его отчисления. Родителей поддержала и учительница – она даже воспользовалась своим правом решающего голоса. Живя в приемной семье, благодаря доброжелательной атмосфере и помощи социальных работников, Максим сумел закончить школу и получить профессионально-техническое образование. Казалось, проблемы остались в прошлом.
Все могло бы (или должно было бы?) этим и закончиться, и Максим жил бы потом нормальной жизнью – разумеется, с болезненными воспоминаниями о своем детстве, но уже полностью восстановившись в психологическом плане.
Но это если не принимать во внимание риски самоидентификации. Кто мы? Откуда мы? Кто этот отец, которого я толком не знал? У меня есть право знать свои корни… За этими вопросами скрывается очень много переживаний. Особенно, когда не удается получить ответ. Эти же вопросы задает себе Европейский суд по правам человека при обсуждении проблем, касающихся усыновления. Ну а Максим просто хотел встретиться со своим отцом, которого он не видел больше десяти лет.
Когда его мать узнала о намерении Максима, то у нее, как она сама скажет на суде, «сдали нервы». Чтобы еще больше очернить и без того не самый привлекательный образ отца, который она внушала сыну на протяжении многих лет, она отправила ему убедительные документы – целую папку бумаг, собранных для развода с его отцом. Там было и заявление о возбуждении уголовного дела по фактам насилия, а также показания свидетелей, утверждавших, что пьяным он избивал жену на протяжении нескольких лет. Так мать последовательно разрушала тот образ отца, который был у Максима в голове. Новый сформированный ею образ постоянно преследовал подростка и вызывал у него гнев и ненависть. Находясь под стражей, Максим признался осматривавшему его врачу, что специально купил меч, чтобы убить своего отца. Он потратил на это все свои сбережения – ему хотелось иметь красивый клинок. Ужасное признание в предумышленном, заранее спланированном убийстве. Но впоследствии он отказался от этих слов и заявил о внезапной вспышке гнева, которая якобы произошла, когда он услышал ответы отца на свои вопросы. Вначале он говорил следователям, что хотел убить своего отца, но потом изменил и эти показания.
Осознавали ли школьные психологи силу этой ненависти? Как объяснить то, что работники органов опеки ничего не видели?
По мнению эксперта-психолога, выступавшего перед присяжными, все это стало возможным из-за отсутствия профессионализма, что значительно смягчало ответственность подсудимого. Максим восстановился в психологическом плане, встал на путь исправления, но все находились в плену иллюзии, строившейся на непрочном фундаменте – «Каждый педагог должен уметь видеть подобные истории и своевременно реагировать на них». Как раз напротив: признавая, что подросток выражал свои намерения мести, эксперт-психиатр полагает, что воспитатели не могут знать все заранее, и их нельзя обвинять в этом.
Как бы то ни было, но для государственного обвинителя это суд над Максимом – ведь убил Паскаля он, а не педагоги. Даже принимая во внимание все обстоятельства, в ненависти к отсутствующему отцу нет ничего исключительного, и обычно она не идет дальше слов. Что касается Максима, то он не ограничился словами и предумышленное убийство совершил практически. С учетом того, что подсудимый является несовершеннолетним, государственный обвинитель требует для него наказание в виде лишения свободы от пятнадцати до восемнадцати лет.
Адвокат обвиняемого категорически не согласен с требованием прокурора и настаивает на очернении отца матерью и ошибках органов опеки. Он считает, что на его подзащитного перекладывают ответственность за тот ужасный поступок, который, конечно, совершил его подзащитный, но фактически это стало возможным в результате неправильных решений, принятых другими людьми.
После двух часов судебных прений Максима приговаривают к двенадцати годам тюремного заключения.
Помимо драматизма, в этой истории есть еще и анекдотические эпизоды. Фонд жертв преступлений выплатил вдове Паскаля компенсацию в размере 30 000 евро по причине неплатежеспособности несовершеннолетнего Максима. Тем не менее ей оставалось еще погасить долг в размере 5 000 евро за расходы по оплате помощи адвоката и судебные издержки. Следуя плохому совету, она обратилась в административный суд, чтобы добиться выплаты компенсации от местных органов защиты прав детей. Суд справедливо признал ответственность местных органов опеки и попечительства с учетом принятия решения о помещении в приемную семью. Но до обращения в административный суд вдова должна была в обязательном порядке направить запрос в местные органы власти на уровне департамента, чего она не сделала. Административный суд мог выносить решение только на основании этого запроса, поэтому решение местных органов власти было обжаловано. В итоге вдове пришлось выплатить местным органам власти 1 200 евро в качестве компенсации за судебные издержки!
Ну а Максиму не пошло на пользу отбывание наказания. В тюрьму попал человек с буйным нравом, неспособный к дисциплине, неспособный осознать в полной мере всю тяжесть содеянного, несмотря на строгость наказания. Его вспыльчивость постоянно приводит к дисциплинарным взысканиям. Терпение у судьи по исполнению наказаний небезгранично, и перспективы условно-досрочного освобождения становятся все более маловероятными. Спустя три года после завершения судебного процесса ему добавляют еще восемь месяцев за нападение на надзирателя, в результате которого тот оказался на больничной койке. Адвокат Максима считает его поведение саморазрушающим.
Фаршированный фазан
Он лежит на животе, его руки и ноги разведены в стороны. Задача будет непростой, так как кожа по всей спине изрешечена дробью. Выстрел с некоторого расстояния из охотничьего ружья. Похоже, что свинцовая дробь пятого или шестого номера пробила кожу и задела жизненно важные органы. Дробины попали в сердце или легкие, а этого достаточно, чтобы убить человека.
Я разрезаю кожу от основания шеи до нижней части спины. Положение тела на животе не очень подходит для комфортной работы, но выбора у меня нет. Мой сегодняшний клиент немного толстоват, и было бы лучше, если бы у него были только кожа и кости. Лезвие скальпеля находится точно на срединной линии, я огибаю им позвонки и ухожу вбок. Затем прохожу между ребрами и мышцами, аккуратно отделяя их от костей, к которым они крепятся. Так я спускаюсь вдоль боков. Теперь обнажена вся грудная клетка, и можно видеть все последствия поражения дробью. Я извлекаю несколько дробин, попавших в ребро и в позвонок. Каждое отверстие окружено небольшими участками инфильтрата крови, красный цвет которой отчетливо выделяется на розоватом фоне мышц. Ниже таз и позвонки пока еще образуют единое целое, а сбоку я уже вижу тазобедренные суставы. Здесь тоже видны следы от шариков дроби. Я отсепарирую все четыре конечности. Переворачиваю моего сегодняшнего пациента и заканчиваю рассечение.
Я немного отхожу от тела, чтобы получить общее представление, – передо мной весь скелет туловища.
Что дальше? Я быстро вскрываю грудную клетку, приподнимаю ее переднюю часть, тем самым обнаруживая очевидную причину смерти – во многих местах пробиты легкие, несколько шариков дроби попали в сердце, в результате чего в грудной клетке скопилась кровь. Массивное внутреннее кровотечение. В брюшной полости я тоже вижу кровь. Я легко устанавливаю причину и этого скопления крови: тоже последствие повреждения печени, задетой несколькими дробинами. Я извлекаю сердце и печень и кладу их в сторону. Затем я…
– Что скажете, доктор?
Я уже представлял себе, что буду делать дальше, но голос жандарма возвращает меня в реальность. Тело по-прежнему лежит на животе, руки и ноги убитого разведены в стороны.