И вот теперь, когда я начал подбирать абсолютно надежных людей для операции, кандидатура Наташи Смеловой была в числе первых. Хочется подробней рассказать об этой славной девушке, которая сполна оправдывала свою фамилию.

Началась ее подпольная работа с осечки, которая едва ей жизни не стоила. Излишняя доверчивость подвела. Но об этом немного позже.

До войны жила Наташа в Острове и была у нее, если так можно выразиться, самая чисторукая профессия – дамский мастер. Впрочем, и мужчин она стригла неплохо. Знали ее в округе все – чуть ли не районная знаменитость. «Натуленька, подстриги», «Наташенька, завей», «Наточка, причеши» – кто только к ней не обращался!

Когда немцы вплотную подошли к городу, решила уходить. Негоже комсомолке, жене советского командира в оккупации оставаться. Но ей подсказали: не торопись, и здесь можешь понадобиться. Ее лучшая подруга Клава Назарова тоже никуда не уехала. Дружба у них была давняя. Одна на каток, и другая туда же. Клавка в кино, и Натка с ней. Интересную книгу и ту вместе читали. Обе стали партизанками. Посмертно Клавдии Ивановне Назаровой было присвоено звание Героя Советского Союза.

С первых же дней оккупации стала Наташа партизанской разведчицей. Опыта, конечно, никакого. Первый инструктаж – и за дело: распространять листовки. Тайник в поле, под камнем. Корзинку в руки – и за цветами. В город возвращалась с грузом: под охапкой ромашек и васильков пачка свежих листовок.

– Не терпелось мне эти листовки людям раздать, – рассказывает Наталья Ильинична, – Время было тяжелое, а тут – сводки Совинформбюро, правда о фронтовых делах. Встретила как-то одну свою знакомую, даю ей листовку и шепчу: бери, дома почитаешь, другим передашь. Ну она и передала! Со страху прямиком в комендатуру. Меня сцапали, сразу на допрос. «Откуда у тебя листовки?» Я сделала удивленное лицо, смотрю не мигая следователю в глаза, отвечаю: «Какая листовка, о чем вы?» Следователь свое: «Кто дал тебе листовки? Говори!» – «Да не давала я никому никаких листовок и женщину, про которую вы говорите, не знаю…»

«Ну, сейчас мы тебе память прочистим, вспомнишь». Следователь толкнул меня к стене. А там на кирпичах раскаленная сковорода. «Снимай туфли, живо!» Обмерло все во мне – а вдруг не выдержу, проговорюсь под пыткой, что тогда? И тут я в голос заплакала, прямо-таки завыла, как в детстве. Реву, а сама сквозь слезы слежу за следователем – поверит или нет? К моему изумлению, он вроде бы поверил. Отпустил. Но, как оказалось, с дальним прицелом. Узнала я об этом так.

Мы с сестрой, чтобы прокормиться, стали зарабатывать на кусок хлеба вязанием. Двое детишек у нее было. Вязали свитера, шапки, варежки, шарфы, кофты и на базар носили. Однажды к нам полицай в гости пожаловал. Чубатый такой, угрюмый, смотрит исподлобья: «Свитер мне нужен, свяжете?» Не хотелось нам дела с ним иметь, «Не могу – отвечаю, – я только учусь, а у сестры руки болят». Он не настаивает. «Ладно, не можете – не надо. Только вот что я вам скажу, барышни, – перешел он на шепот. – Через дорогу в соседском доме засада устроена. Ждут, может, кто к вам в гости пожалует». Тут я сразу и поняла, почему мне так быстро поверил следователь. Выходит, отпустил меня для приманки. Вспоминаю я и сейчас добрым словом того парня – спас он жизнь всем нам.

Слежка ничего не дала, и немцы оставили Наташу в покое, ей даже удалось устроиться в парикмахерскую для гитлеровцев. Спустя некоторое время наведался к ней наш связной – до войны он работал в островском клубе массовиком. Сказал пароль: «Привет от Лаптевых». Со связным мы передали Смеловой приказ – немедленно уходить из города. В лес ушла она не одна – прихватила с собой 17-летнюю Шуру Спиридонову, которая приехала из Ленинграда на лето к бабушке с двумя сестренками.

Я вспомнил одну историю, как они с Шурой, уйдя на задание, чудом не погибли. Нарвались на патруль. Поволокли их в деревню. Дело под вечер. Полицаи решили переночевать здесь, а утром отвезти их в Остров. Это был бы верный конец – там Смелову гестапо давно дожидалось. Да и Шуре, конечно, не поздоровилось бы.

Всю ночь не спали девушки, говорили о своей судьбе, больше всего боялись, что их повесят. Уж лучше бы расстрел. Часовой сменился. Первый то все сидел у дверей, а второй ушел на крыльце. Они тихонько – во двор, мимо хлева в огород, ползком по меже. Так и выскользнули за околицу.

Но лучше пусть сама Наталья Ильинична продолжит рассказ.

– Почти добежали до кустов, как услышали стрельбу, крики. Немцы хватились нас. Спешим изо всех сил. Впереди – поляна, за ней лес. На поляне старик пасет коров. «Залезайте в яму под куст, – кричит, – я вас ветками закидаю». Велел ждать его. Затаились, слышим немецкую речь. Страх кожу леденит, опять вся жизнь в голове промелькнула: сейчас возьмут – и конец. Однако вскоре все стихло.

Коров угнали в деревню, а мы все ждем. Наконец буренки возвращаются. И вдруг голос: «Да ищи их здесь, я сам закрывал, знаю, тут они». Все, думаю, привел дед полицаев. Вскакиваем, чтобы бежать… И разве такое забудешь? Нам навстречу ковыляет другой старик, похожий на пастуха, только с одним глазом. «Доченьки, милые, – говорит, – вот принес вам поесть». Подает крынку молока да большой ломоть хлеба. «А немцы в другую сторону полетели». Мы пили молоко со слезами вместе…

В этой истории все очень характерно для нашей боевой работы. Главное – народ нас выручал в трудную минуту. Нередко люди вместе с нами шли на смертельный риск. И недаром партизан называли народными мстителями.

Наталья Смелова стала одним из важных звеньев на сложном маршруте между бригадой и Печками.

В своей деревне Голубово была Маша Орлова комсомольским вожаком. Когда приближавшийся фронт подал свой тревожный голос, пришел к ней председатель сельсовета, старый коммунист. Наказ его был таким: оставаться здесь, ждать указаний, партизаны сами выйдут на связь.

Вот почему Мария считала себя на боевом посту. Накануне прихода немцев в последний раз зашла в сельсовет, над которым еще реял красный флаг, и встретила там учителя из соседнего поселка Врево Анатолия Ивановича Соколова и продавца местного магазина Александра Петровича Савельева. В этот страшный час, когда уже стекла звенели от близких разрывов и зарево вполнеба, дали они друг другу клятву бороться с фашистами до конца. Все трое сдержали слово, только Соколов и Савельев не дожили до Победы, погибли после зверских пыток гестаповцев. Но об Орловой ни тот, ни другой не сказали ни слова.

Не стала Мария дожидаться, когда партизаны выйдут с ней на связь, сама сформировала небольшую подпольную группу. Тоня Долгова, Аня Евдокимова (теперь Комарова), Лида Михайлова. Вскоре от руководителя местного подполья (его возглавил бывший директор школы Александр Григорьевич Григорьев, впоследствии Герой Советского Союза) пришел приказ: собирать информацию о передвижениях гитлеровских войск.

Неожиданно главным поставщиком ценной информации стал… немецкий переводчик, служивший в комендатуре села Воронцова. Звали его Андрей, он был из немцев Поволжья. Поначалу у девчат не было для него другого определения, как подлец и продажная шкура. На деле он оказался настоящим советским патриотом и сам вышел на подпольную группу.