Тайник сделали в токарной мастерской, где работал другой подпольщик – Василий Иванович Гусев. Володя поступил к нему в ученики.
– Я обучал Володю слесарному делу, а партизанскую науку мы, можно сказать, проходили на равных, – вспоминает Василий Иванович. – Тайник оборудовали под большим токарным станком, куда и складывали тол, запалы, бикфордов шнур. Но прежде чем оказался в группе, пришлось первое время действовать самостоятельно. Вывел из строя несколько станков, перегнал на стружку специальную сталь, из которой делали кольца и клапаны. Впоследствии их пришлось вытачивать из простого железа, и они быстро изнашивались.
Поэтому, когда Семенов предложил мне сотрудничество, я уже был готов к нему.
Моя жена, Анастасия Георгиевна, работала на складе немецкого обмундирования. Бывшие склады Иркутского полка, находившиеся на углу улиц Октябрьской и Железнодорожной, были забиты мундирами убитых гитлеровцев. В карманах кителей, брюк жена находила индивидуальные пакеты с бинтами и ватой и приноси их домой. Все это переправлялось к партизанам через разведчицу Галю.
Получали мы задания, связанные не только с делами на электростанции, но и в самом городе. Надо было выявить военные объекты и нанести их на карту. Мы разделили Псков на районы и стали собирать информацию. Успешнее всех это делал, конечно, Володя, кто обратит внимание на чумазого, ободранного мальчишку, который день-деньской слоняется по улицам. Мне достался район от Варлаамской церкви до сквера Жертв революции. Одни объекты было несложно обнаружить, а другие маскировались достаточно тщательно. Проходя по улице Володарского, в том месте где спуск ведет к реке Пскове, я заметил немца, который будто из-под земли вырос. Значит, здесь либо дзот, либо бункер, решил я про себя. В воскресенье мы с женой направились туда. Перейдя мост через Пскову, повернули влево, в сторону Гремячей башни. Жена стала обходить ее справа по дороге, а я взял левее. Не успел пройти двух десятков шагов как услышал окрик: «Стой!» Оглянулся – передо мной два немца: офицер и солдат. Аусвайс требуют. Проверили – работаю на электростанции, документ в порядке. Спросили, что здесь делаю. Сказал, что иду домой. Повернули они меня назад, но успел я заметить, что церковь рядом с башней превращена в укрепленную точку. Нанесли мы ее на карту.
Рассказал мне Гусев и еще один любопытный эпизод, связанный непосредственно с делами на станции.
– Как-то утром, идя по двору, я заметил в торфе… авиабомбу. Тут же мелькнула мысль: а не отправить ли ее в топку? Воспользовались удобным моментом, вместе с Володей подняли ее на одну из тележек. Однако взрыва не последовало ни в этот день, ни позже. Один из слесарей мне потом рассказал, что перед самой засыпкой тележку перевернули и в последний момент увидели на дне бомбу. Это насторожило гитлеровцев, Может быть, они уже что-то и ранее замечали. По крайней мере обыск в инструменталке сделали. В этом я убедился, придя утром на работу. Замок сорван, ящики в верстаках перерыты, но, к счастью, ничего не нашли. Тол то был надежно укрыт, а вот на листовки, которые принесла нам из леса Галя, вполне могли наткнуться. Решил их сжечь. Только догорели листики, как слышу шаги в коридоре. Я из конторки – навстречу, умышленно. Нос к носу столкнулся с Бекманом. Это был сын известного в дореволюционной России перербургского фабриканта, который дожидался в Пскове падения Ленинграда. Там у него были свои интересы. Пока же он исполнял роль главного инженера станции. На этот раз Бекману надо было что-то уточнить. Я ответил ему, и он повернул назад. Когда вернулся в конторку, дым от сгоревших листовок еще клубился под потолком
Очень кстати Гусев вспомнил про Бекмана. Именно его инженерный апломб помог группе Семенова произвести на станции «тихий взрыв». Дело было так.
Прислушавшись однажды к гулу турбины, Бекман сказал Семенову, что она работает далеко не на полную мощность.
– Вода жестковата, господин инженер, – вежливо заметил Семенов.
Немец тут же распорядился добавить химикатов, чтобы «умягчить» воду. Приказ его был выполнен с таким усердием, что уже через пару дней турбина начала давать сбои – лопатки обросли накипью. Пришлось остановить машину. Очистка лопастей заняла два месяца. Не успели запустить турбину, как случилось новое ЧП, еще более серьезное.
В конце дня, уходя домой, Семенов незаметно подкрутил вентиль, резко снизив подачу воды в котел. Заметив, что давление достигло опасного предела, кочегар побежал искать инженера Семенова, который предусмотрительно ушел из дому. В результате котел вышел из строя.
На следующее утро Везенталь и Бекман были взбешены. Принялись разбираться, что же произошло. Все говорило о стечении обстоятельств: обычная авария. Приказали Семенову немедленно пустить котел в дело. Тот заверил, что не пожалеет сил. Однако вскоре стало ясно: требуется замена целой системы труб. Их надо было везти из Германии. В результате этот агрегат снова дал ток лишь спустя полгода.
Командование бригады высоко ценило активность подпольщиков электростанции. Две бесценные карты получили мы от них. На одной были нанесены, как уже рассказывал Гусев, основные военные объекты фашистов, другую отлично «сработал» член подпольной группы – слесарь электростанции Михаил Степанович Степанов.
Поехал он в деревню под Псков, к родственникам. На дороге увидел, как у немца, садившегося в легковой автомобиль, из планшета выпал пакет. Едва машина скрылась из виду, Степанов подобрал находку. И уже на другой день в штабе бригады рассматривали подробнейшую карту Северо-Западного укрепленного района. Затем ценный документ был переправлен на Большую землю. В короткой телеграмме из Центра выражалась горячая благодарность за этот партизанский трофей.
Конечно, немцы видели, что на станции дела идут неблагополучно. Гестапо несколько раз производило там обыски, но на след подпольной группы так и не напало.
Семенова все же арестовали. Его шантажировали, били, но в ходе допросов он понял, что взят вслепую, никаких улик против него нет. Так оно и оказалось. Михаила Георгиевича в конце концов выпустили.
Вполсилы работала станция на оккупантов. Когда же Псков был освобожден, словно второе дыхание обрели ее турбины. И многие годы отлично трудились здесь наши герои.
Удивительные встречи иногда бывают в жизни. Свидетелем одной из них был я на большом сборе ветеранов, которым вручались памятные знаки «Ленинградский партизан» Когда в зал вошел высокий плотный мужчина с пустым рукавом, к нему навстречу устремилось несколько человек:
– Это же Федя! Федя-моряк!..