Редко кто из прохожих останавливался, чтобы послушать эту радиобрехню. Но Лазарев, изображая глубокий интерес, не уходил, пока не кончилась передача последних известий.
Немало «ценной информации» почерпнул он и из «Псковского вестника», пестревшего крикливыми заголовками. Рядом на чудом уцелевшем заборе, были расклеены успевшие выгореть номера «Островских известии», «Гдовского вестника», листка «За Родину». И всюду, как под копирку, реляции об успехах германской армии, о «близком крахе большевизма» и прочая стряпня.
Лазарев свернул на рынок, где пустовала добрая половина прилавков. Теперь горожане редко покупали здесь продукты (цены были баснословные!), а чаще выменивали их на вещи. Дороже всего были соль, керосин и сахарин. На них можно было выменять зерно, сало картошку, овощи, которые привозили сюда жители окрестных сел, крестьяне с эстонских а латышских хуторов. Торговли на базаре почти никакой не было здесь только договаривались, а передавали товар из рук в руки в соседних подворотнях, на задворках; боялись облав.
Молодуха в цветастом платке торговала топленым молоком. Лазарев подошел, приценился. Из крынки, облюбованной покупателем, она налила ему поллитровую банку. Он выпил ее залпом и расплатился немецкими марками.
– А от бешеной коровки молочка не желаешь? – вполголоса спросила его разбитная бабка и боязливо оглянулась по сторонам.
– Годится, можно и от бешеной, – в тон ей ответил Александр.
И бутылка с самогоном перекочевала в карман его пиджака.
Насвистывая какой-то веселенький мотивчик, Лазарев еще с полчаса бродил по рынку. Заглянул в лавчонку где на запыленных полках были выставлены заржавевшие замки и металлические чайники, на полу возле прилавка возвышался двухведерный самовар с помятыми боками. Пустовал и соседний буфет, хотя его двери были гостеприимно распахнуты. В этом частном заведении продавались бутерброды, жареная рыба, яйца и, разумеется, вино. «Цены-то какие кусачие!» – отметил про себя гость, и буфетчик, все поняв по выражению его лица сразу потерял к нему интерес.
День катился к вечеру, приближался комендантский час. Пора было на вокзал. На перроне он услышал рыдания. Рядом на путях стоял эшелон с зарешеченными окнами, окруженный автоматчиками. Они сдерживали толпу провожавших, из которой вырывались крики, плач в окнах были видны молодые лица.
– Куда это их? – Лазарев повернулся к стоявшей рядом девушке.
– В Германию… Уже третий эшелон угоняют.
У Лазарева даже кулаки сжались. «Эх, – подумалось ему, – сейчас бы по фрицам из пулеметов, а ребят бы к нам, в отряд!»
Невдалеке от теплушек стоял пассажирский поезд обшарпанный, грязный. Александр с трудом втиснулся в битком набитый вагон, пристроился на краешке скамейки. И даже разбитые окна не спасали от духоты и запаха разгоряченных тел. Неожиданно для него оказалась рядом девушка, с которой он только что разговаривал на перроне. Поезд тронулся, мимо окон поплыли искореженные станционные постройки.
Со стороны могло показаться, что Лазарев в ожидании поезда просто-напросто убил несколько часов бродя по Пскову. На самом же деле каждый его шаг в городе строго укладывался в рамки разработанного для него поведения. Мне же надо было увериться, что никакой «самодеятельности» мой подопечный не допустил. Целиком доверяя Лазареву, я все же решил еще раз проверить его и вскоре из Пскова получил долгожданное донесение: «Все вне всяких подозрений». А спустя еще три дня: «Вышел на станции Н.».
А теперь вернемся в весну сорок третьего года. Один за другим следовали мощные удары Красной Армии и v нас настроение было боевое, приподнятое. Бригада вела активные действия. Доставалось от нее гитлеровцам. А я, чем бы ни занимался, мыслями возвращался вновь и вновь к этому осиному гнезду – абверовской школе в Печках. Не мог спокойно думать о том, что у нас под боком готовят лазутчиков, которые как змеи расползаются в разные стороны. Любой из них, окажись он в нашем тылу, мог столько напоганить!..
Как обезвредить шпионское логово? Неотступно думал об этом. И все чаще приходил на память случай с доктором Знаменским, как мы его «выкрали» у фашистов. А что, если?..
Мне пришла в голову дерзкая идея – проникнуть в шпионское логово и захватить начальника абвершколы. Поначалу отбросил эту мысль, как абсолютно нереальную. Куда легче, казалось бы, двинуть по ней партизанским кулаком – поджечь, взорвать, уничтожить одним налетом. Но Центр, я в этом не сомневался, не дал бы нам добро на такую операцию: риск был огромен, а шанс на успех минимальный.
Здесь надо было действовать не оружием и задачу ставить шире: обезвредить абвершколу. Как говорится, v разведчика око видит далеко, а ум – еще дальше. Смекалкой, хитростью. Вот какое оружие мыслил я пустить в ход: внедрить туда своего человека!
И я начал присматриваться к нашим парням, умелых, решительных, горячих было много. А мне нужен был спокойный, расчетливый, с железной выдержкой. Высмотрел такого.
Олег Ягодкин. Отважный и хладнокровный, энергичный и сдержанный. Толковый и неболтливый. Сначала в бою он мне понравился, а потом пригляделся к нему повнимательней и увидел, что умеет он дело делать, но в то же время как бы в тени остается. Очень важное качество для разведчика.