После выступления на слушаниях комитета я должен был подождать несколько месяцев, прежде чем начать публичные выступления. Я дал обязательство издательству „Ридерс Дайджест" не выступать публично, пока не выйдет из печати книга Джона Баррона „КГБ сегодня. Невидимые щупальца”. В 1979 году, еще будучи в Японии, я читал книгу „КГБ. Работа советских секретных агентов" Написал ее тот же Баррон — старший редактор „Ридерс Дайджест" и один из лучших специалистов по КГБ. На обложке книги сообщалось, что Баррон работает в Вашингтоне, и потому, спустя где-то с месяц после приезда в США я позвонил в издательство и спросил, нельзя ли поговорить с ним. К моему удивлению, он тут же оказался у телефона. 51 представился и сказал:
— Мистер Баррон, я читал вашу книгу, и я звоню вам просто, чтобы сказать, что она великолепна. Вы пользуетесь заслуженной репутацией эксперта по КГБ.
— Большое вам спасибо, — сказал он. — Учитывая ваше прошлое, это для меня комплимент.
— Я понимаю, что с моей стороны это некоторая бесцеремонность, но все же: мистер Баррон, мне очень бы надо побеседовать с кем-то, кто действительно знает, что из себя представляет это мое прошлое.
— Я не усматриваю тут никакой бесцеремонности, — приветливо сказал он. — Вам давно надо было прийти ко мне. Приходите сегодня, если можете.
И вот дождливым вечером в конце ноября 1979 года я отправился к Баррону. Сперва Джон вел себя несколько настороженно — боюсь, что и я тоже. Однако постепенно мы пригляделись друг к другу и со временем стали друзьями. А в тот первый вечер мы просто болтали о всякой всячине и слушали музыку (благо у него великолепная коллекция пластинок). Я распрощался с Барроном только где-то часа в два ночи, довольный приятно проведенным временем.
В тот вечер мы не говорили ни о каких делах, если не считать того, что мельком упомянули, что хорошо бы было, если бы появилась новая книга о деятельности КГБ во всем мире. „Надо, чтобы в ней был представлен ваш взгляд, то есть взгляд изнутри”, — сказал Джон, и я согласился, что это может пойти на пользу такой книге в смысле ее эффективности.
После того как закончились формальные процедуры опросов, мы с Джоном решили взяться за работу над новой книгой. Чтобы как можно меньше тратить времени впустую, Джон предложил отправиться куда-нибудь вместе — куда-нибудь, где мы могли бы спокойно работать, и никто бы нам не мешал. Я думал, мы устроимся где-нибудь на Восточном побережье, но Джон предложил нечто более романтичное.
— Давай-ка лучше на Гавайи, — сказал он. — Я знаю там один отель — для нас лучшего не придумаешь.
Я знал о существовании Гавайских островов и даже видел какие-то кадры о них в документальных фильмах, но сам я там никогда не бывал. Так что ни о каком возражении с моей стороны и речи не было.
— Конечно, — ответил я. — Давай на Гавайи.
Так в мае 1980 года я оказался на одном из прекраснейших из Гавайских островов. Отель, о котором говорил Джон, и в самом деле был само совершенство. Расположенный на высокой скале, с ошеломляющим видом на Тихий океан, он был идеальным местом для работы. У нас хватало времени и на труды, и на отдых, и мне никогда не приедалось наблюдать за тем, как то и дело меняется цвет океанских вод — то голубой, то бирюзовый, то темно-синий. Первые страницы книги были написаны Джоном в окружении всего этого великолепия.
В процессе работы с Джоном мне открылся новый уровень журналистики, в Советском Союзе не известный. Я сам пользовался репутацией профессионального журналиста, но мне никогда не были известны даже самые элементарные основы подлинной журналистики. В книге Джона все, до последней мелочи, должно было быть точным, подлежало проверке и перепроверке с точки зрения соответствия правде. Только после этого речь могла идти о публикации. Я был в приподнятом настроении от того, что могу выплескивать наружу всю правду, которую мне так долго приходилось таить в себе. В процессе работы меня вдруг осенило: как и Джон, я ведь теперь тоже могу безбоязненно проявлять свое писательское мастерство — каково бы оно ни было, — чтобы рассказать правду о КГБ и советской системе.
Книга потребовала от Джона трех лет напряженной работы, и окончательный результат этих трудов (под названием „КГБ сегодня. Невидимые щупальцы”) появился в США в мае 1983 года. Поскольку там описывались операции КГБ во всем мире, книга была переведена на многие языки, включая и японский. Книга эта открыла глаза многим людям во всех частях света, и я горд, что приложил руку к этому благому делу.
Я с нетерпением ждал момента, когда „КГБ сегодня” появится в книжных магазинах Японии. Я считал, что книга эта, рассказывающая об операциях КГБ в Японии, о том, какие цели СССР преследует в этой стране, хоть в какой-то мере поможет мне оплатить свой моральный долг японскому народу. То, что после выхода книги, в Японии был поднят ряд важнейших вопросов о деятельности КГБ, — это факт общеизвестный. 10 декабря 1983 года я выступил на пресс-конференции в Вашингтоне, и большинство присутствовавших на ней иностранных журналистов были японцами. Многие из них с тревогой и ужасом отнеслись к информации о том, каким неисчерпаемым кладезем секретных сведений для КГБ стала их страна.
С тех пор так называемое „дело Левченко” обрело широкую популярность в Стране восходящего солнца, и эта популярность в значительной степени помогла мне достичь тех целей, ради которых и была задумана та книга. Я хотел показать японцам, что советская угроза их стране — реальна и крайне серьезна. Я хотел, чтобы они узнали о том, что КГБ уже столько лет работает против их страны и как он ухитряется использовать Японию в своих целях. Я хотел рассказать японскому народу, какими путями КГБ внедряется в журналистские круги, как оказывает влияние на телевидение, политические партии и правительство. В мои намерения никогда не входило поименное перечисление советских агентов в Японии. Но в конечном счете я решил все-таки назвать несколько имен, хотя решение это и далось мне с большим трудом. Но надо было дать ряд конкретных примеров, свидетельствующих о методах работы КГБ в Японии. Свою позицию по этому вопросу я неоднократно излагал в беседах с представителями японских средств массовой информации.
Чаще всего реакция японских газет, журналов, радио и телевидения была позитивной и объективной. Однако, учитывая значение представленного мною материала о советском влиянии в Японии, не было ничего неожиданного и в том, что в ряде публикаций некоторые журналисты постарались сделать все возможное, чтобы подвергнуть сомнению правдивость выдвинутых мною обвинений. Методы, к которым они прибегли, были довольно причудливыми и зачастую откровенно клеветническими, что послужило лучшим доказательством правдивости и ценности моих свидетельств.
Одна из таких наиболее грязных публикаций сводилась к дурно пахнущему утверждению, что мы с Джоном Барроном состоим в гомосексуальной связи и во время работы над его книгой „жили друг с другом”. Я легко распознал, чья это работа, поскольку в свое время мне и самому приходилось предпринимать аналогичные попытки манипулирования общественным мнением посредством распространения дезинформации. В „КГБ сегодня”, в частности, сообщается, что связанные с сексом инсинуации — излюбленный трюк КГБ, и справедливость этого сообщения как нельзя более убедительно подтвердил этот выпад против нас с Джоном Барроном, — выпад, который был не чем иным, как попыткой нейтрализовать взрывоопасную ситуацию.
У ряда японских журналистов не хватило мужества признать, что отношение Японии к Советам характеризуется различными послаблениями. Вместо этого они предпочли избрать меня козлом отпущения, нацелив весь свой гнев и досаду на критику моих действий и при этом полностью игнорируя те факты, с которыми Японии рано или поздно предстояло столкнуться.
Все это не было для меня неожиданностью. Я знал: то, что я делаю, — правильно, и все думающие люди в Японии верно поймут мои намерения. Ход последующих событий доказал мою правоту. Я испытал чувство удовлетворения, когда ряд высокопоставленных официальных лиц Японии одобрительно отозвались о сказанном мною. „Вовремя и по существу” — таково было заключение Масахару Готода, тогдашнего генерального секретаря кабинета министров. „Сообщения мистера Левченко заслуживают полного доверия” — сказал Акира Ямада, бывший тогда начальником Управления общественной безопасности национальной полиции.