– Для твоих сестер этого было достаточно. Почему тебе мало?

Я поворачиваюсь к нему лицом:

– Потому что они были готовы. Они влюблялись в своих первых потенциальных женихов, и поклонники отвечали им взаимностью.

Отец грозит мне пальцем.

– И у тебя могло быть то, что есть у них, если бы ты не нацелилась на женатого мужчину.

Я закрываю глаза, не давая своему гневу вырваться наружу.

– Я совершила ошибку, отец, но не такую, как ты думаешь. Я уже не надеюсь, что ты однажды меня поймешь. Я устала пытаться быть удобной для тебя дочерью и устала бороться с тобой. В конце концов, я не знаю тебя, а ты не знаешь меня. Отец, которого я любила, умер, когда умерла моя мама, а мужчина, который остался, не стоит моего послушания, моего гнева или моего неповиновения.

Он срывается на шипение:

– Да как ты смеешь. Неблагодарная… – Он поднимает руку, но останавливается. Как будто пораженный физической болью, он морщится и отступает, качая головой. Вдруг слезы застилают его глаза. Когда он говорит, его голос срывается: – Хочешь знать, почему я тебя ненавижу, Джемма?

У меня перехватывает дыхание, легкие болезненно сжимаются. Я нахожу силы только кивнуть.

– Потому что ты больше их напоминаешь мне ее. Твою мать.

Его слова звучат так неправильно. Они должны быть нежными, ностальгическими, но вместо этого наполнены отвращением. Этого достаточно, чтобы в моей груди зародились рыдания, которые я сдерживаю изо всех сил.

Отец продолжает:

– Она была дикой и дерзкой, как и ты. И посмотри, к чему это ее привело.

– О чем ты говоришь?

– Она никогда не довольствовалась ролью жены. Я дал ей все. Детей, дом, лошадей, которых нужно приручить, и цыплят, которых нужно вырастить. Но она хотела большего, хотя права на это не имела. Она настояла на том, чтобы вмешаться в мой бизнес. Хотела навестить наших работников на шахтах, позаботиться об их благополучии. Ей не нужно было идти в шахты в день, когда они рухнули. Я даже запретил ей туда ходить, потому что поступили сообщения о нестабильности в более глубоких туннелях. Но послушалась ли она? Нет. После того как узнала, что некоторые умерли от болезни легких, она захотела сама проведать рабочих, убедиться, что с ними все в порядке. И неповиновение ее убило.

Мое сердце переполняется сочувствием, из-за того, как яростно отец осуждает действия мамы, оно кажется неуместным. Я начинаю задаваться вопросом, а был ли он при жизни мамы тем, кем я его считала? Тогда он хотя бы казался добрым. Счастливым.

– Ты не должен был позволять этому ожесточить тебя, – говорю я, и мой голос дрожит от сдерживаемых слез. – Тебе не нужно было отказываться от любви и отталкивать всех нас.

Он стискивает челюсти.

– Я не сдавался, но сейчас сдаюсь. Твое непослушание приведет тебя к смерти, как и твою мать. И я не стану дожидаться, когда это произойдет. – Он разворачивается на каблуках и направляется к двери. Прежде чем уйти, он останавливается у порога. – Я позволяю провести тебе в доме последнюю ночь. Чтобы утром тебя здесь не было. Мне все равно, куда ты пойдешь.