— А татуировки?

— Чтобы скрыть шрамы. То ещё зрелище! Хотя язвы в основном появляются на руках и лице, я, как и многие не смог вовремя остановиться. После первой татушки я снова пошёл к мастеру, потом ещё и ещё. И вот я зависимый человек! — он развёл руки в стороны, растягивая губы в улыбке.

— Понятно. И как окружающие относятся к тому, что видят?

— С интересом. Их не столько занимают картинки, сколько вопрос: Какое количество боли я вытерпел?

— Неужели оно того стоит?           

— О, да!

— И вам никогда не хотелось избавиться хотя бы от одной?

— Это довольно болезненная процедура, к тому же после неё остаётся шрам. А мне и так своих хватает. Так что, если мне надоедает, я просто наношу поверх новую. Такое тело — это всё же лучше, чем видеть во взглядах неприязнь, граничащую с отвращением. Словно в том, что я болен, есть моя вина.

Лана почувствовала себя полной дурой. Просто сидела и открыто пялилась на этого молодого человека с неизлечимой болезнью, который не смирился с тем, что будет выглядеть отталкивающе, и создал из своего тела нечто. Он справился со своими страхами, она же упрятала их подальше.

— Так о чём вы хотели со мной поговорить?

Лана глубоко вздохнула и выпалила:

— О ваших родителях.

В тот же момент она ощутила перемену, произошедшую с Ли после её слов. Он напрягся, из милого санитара превращаясь в жёсткого мужчину, который не откроется перед какой-то незнакомкой.

— Чёрт бы вас всех побрал! Проваливайте, — голос его был под стать лицу.

— Выслушайте меня...

— Нет!

— Неужели вы не хотите разобраться в том, что случилось с вашими родителями?

— Я и так знаю, что с ними случилось.

Он уже открыл дверь комнаты, ожидая, когда она уберётся.

— Послушайте, Герман, мне очень нужно выяснить, что произошло в тот день, — сказала она, поднимаясь и следуя за человеком, целенаправленно шедшим к выходу.